Алые маки на серых скалах - [33]

— Я вежливо и с достоинством попросил чиновника таможни помочь мне и моей веселой компании попасть домой, на Баилов мыс. «Будь это в Тифлисе, — сказал я ему, — там трамваи исправно ходят, извозчиков много. А здесь? За какие деньги и как попадешь отсюда в Баку? Помогите, ради бога!» Во-первых, я дал чиновнику понять, что Грузия — не Азербайджан, а Тифлис — не Баку! Это, знаете, действует на местных жителей. Во-вторых, показал себя и свою компанию людьми богатыми, влиятельными. «Разве только на лодках? — посочувствовал мне чиновник. — За хороший куш, может, матросы этого баркаса согласятся? Попытка — не пытка!» Он подозвал матросов с нашего баркаса и, ничего не подозревая, помог нам «уговорить» их за 25 рублей подвезти нас домой. Мы все весело помахали на прощанье незадачливому чиновнику.

— Вероятно, опять князя пришлось изображать? — спросил Ленин. — Признайтесь, батенька, что такой номер теперь в красной Москве не прошел бы! Времена фавора князей канули в вечность!

— Еще бы! Советская Москва и Тифлис меньшевистский! — подхватил Камо.

— Да, а как вы сегодня доехали с Курского вокзала до Кремля? — неожиданно спросил Ленин.

Вопрос явно имел подоплеку. Какую? Камо смущенно оглянулся на Надежду Константиновну.

— Не смущайтесь, товарищ Камо, мы вспомнили, как вы во всем княжеском блеске, с заграничным паспортом для Михи Цхакая в кармане и с огромным чемоданом, набитым подпольной литературой, тащились к нему пешком через весь Тифлис, чтобы только не потратиться на извозчика.

Камо от души засмеялся, вспомнив выражение лица и тон Цхакая, когда тот выговаривал ему за этот случай. Камо это тут же очень искусно изобразил:

— Послушай, кацо, ти в своем уме? Кинязь — и пешком! Кинязь — и с чемоданом, похожим на магара-сундук моей бабушки! О чем эти ишаки толстобрюхие думали, что такого дутого кинязя не придушили?

— Ох и похоже… Вы просто артист, Камо! — хохотала вместе с Лениным Надежда Константиновна. А Камо продолжал стоять, как Миха, с выпученными глазами и недвусмысленно вращая у виска указательным пальцем.

— А ведь Цхакая опытный конспиратор, относительно полиции был прав. Зачем рисковали? — наконец, отдышавшись, спросил Ленин.

— Владимир Ильич, когда дело требует, я могу изобразить князя. Но на самом деле я ведь не князь? Своих денег у меня нет, а партийные — святые для меня. Они рабочим по́том политы! Что же касается полиции, верно, она шкуру с меня сдирает, когда я попадаю в ее лапы. Но когда я в роли князя, видели бы вы, как эти продажные твари ползают у ног… Кому из них придет в голову дурная мысль — без доноса и санкции свыше осмелиться остановить на улице князя, с чем бы он ни шел! Стоит только свысока в упор по-княжески взглянуть на переносицу любого служаки, как он тут же почешет это место и завиляет хвостом. Испытанный метод. Вот смотрите.

И Камо, гордо выпрямив плечи, откинул корпус назад, приподнял подбородок. Густые черные брови его почти сошлись на переносице, а в темно-карих, скорее даже черных, глазах уставившихся на спинку стула, появилось выражение такого уничтожающего презрения, такой барской надменности, с какой смотрит только господин на своего провинившегося слугу, раба, пса…

— Да, это, батенька, истинно княжеский взгляд. При этом еще и богатое одеяние, и кинжал с другими атрибутами — простому смертному пиши пропало! — с улыбкой сказал Ленин и переглянулся с Надеждой Константиновной.

Камо всегда удивляли и трогали та внутренняя связь и то чуткое взаимопонимание, которые существовали между Ульяновыми. О чем бы Ильич ни говорил, кто бы ни был его собеседником, он неизменно бросал взгляд в сторону Надежды Константиновны, будто проверяя, какое впечатление производит на нее то, о чем он сам говорит или говорят другие. Свое одобрение она выражала молчаливым кивком головы, тихой улыбкой, взглядом. В Надежде Константиновне было что-то мягкое, доброе, всепонимающее. И вовсе было неважно, что она мало говорила, важно, что она была…

В этот вечер, как и в прошлые посещения семьи Ульяновых, Камо был бесконечно рад, что видит Надежду Константиновну рядом с Ильичей.

Радовало Камо и то, что за этот год разлуки, несмотря на ранение, Владимир Ильич нисколько не изменился. В глазах его все те же золотые искорки, и живость, и смех — все те же! Даже костюм тот же, как всегда, вычищенный, тщательно выглаженный, хорошо подогнанный к его невысокой, но стройной фигуре атлета. Ленин оставался таким же простым и скромным, доступным и человечным. С ним можно было говорить обо всем, вот так, запросто пошутить, посмеяться.

Разговор снова перешел на положение дел в Закавказье. Камо подробно рассказал, в каких сложных условиях приходится большевикам вести там борьбу за победу социалистической революции и объединение Закавказья с Советской Россией.

— Как вы думаете, отряд хорошо обученных военному искусству преданных коммунистов может сделать в тылу врага большие дела? — задумчиво спросил Ленин. — Ведь формы борьбы за революцию бывают разные, они меняются, они должны меняться по обстоятельствам. И такой особый отряд вы могли бы возглавить? — Владимир Ильич пристально посмотрел на Камо.