Алые губы со вкусом иллюзий - [4]

Я успел выйти из цирка до того, как шумная толпа нагнала меня в узких проходах. Мое сердце билось вдвое быстрей, чем обычно, пока я стоял чуть сбоку от цирка и смотрел, как довольные люди покидают здание. Дети даже пританцовывали от радости. Мне казалось, что и взрослые не прочь спрыгнуть со ступенек с радостным смехом, но возраст им этого не позволял, и они чинно спускались, тихо обсуждая представление. Сколь много ограничений накладывает реальный мир. Под крышей цирка любой взрослый смеялся громко, как ребенок и улыбался так же искренне, а стоит только выйти на серый асфальт улиц, как все вспоминают о возрасте и положении в обществе — смехотворных отговорках, которые не позволяют делать того, чего хочется более всего на свете.

Дождавшись, пока толпа рассеялась, я присел на ступеньки. Все мои мысли словно бы упорхнули из головы, как напуганные птички. Я знал только одно — скоро ты выйдешь из цирка, чтобы направиться домой, и я должен тебя дождаться, чего бы мне это не стоило. Я был готов просидеть на холодных серых ступенях час, два часа, всю ночь, лишь бы увидеть твое лицо, твои алые губы. Я напоминал себе маленькую пылинку, потерявшуюся в бесконечности вселенной. Мне казалось, что с каждой секундой я немного растворяюсь, превращаясь в звездный свет. Я глянул на свою руку, и мне действительно показалось, что она стала чуть бледнее. В первый момент я вздрогнул, словно желтый осенний лист, испугавшийся ветерка, забирающего его в последний путь, но потом тихонько рассмеялся. Если бы можно было так просто исчезнуть с земли, лишь пожелав этого, то людей на планете было бы намного меньше. Но мне совершенно не хотелось исчезать, по крайней мере, пока я не увижу тебя.

Я поднял глаза вверх и посмотрел на звезды. Представление начиналось, когда сумерки едва-едва касались асфальта, а заканчивалось, когда на небе уже горели звезды, и по дорогам текла вязкая темнота, пахнущая фонарями, горьким шоколадом, медовыми пряниками, горячим чаем и имбирем. Мне казалось, что если долго смотреть вверх на небо, то постепенно оно утянет тебя вверх, засосет, словно огромная труба.

Тишину нарушил тихий стук каблуков по ступеням. Я боялся оторвать взгляд от неба, ведь если это окажешься не ты, то мне не избежать разочарования. А если это ты… Я даже не знал, что мне сказать тебе, как начать разговор. Не могу же я сразу сказать, что влюблен в тебя — это было бы крайней нелепицей и показало бы меня, как человека не тактичного и глупого. Но что сказать, что сказать? Просто «добрый вечер» или, быть может, «привет»? Но ты настолько особенная, что мне не хотелось начинать разговор со столь банальной фразы. Для особенных людей нужно подбирать особенные слова. Но какое же слово будет таким же особенным, как и ты?

— Сидишь? — твой тихий голос произнес это слово прямо возле меня. Я вздрогнул и обернулся. Ты сидела рядом со мной на ступенях, а я, погруженный в свои мысли, даже этого не заметил.

— Сижу, — кивнул я.

Ты улыбнулась. Оказалось, что в реальной жизни твоя улыбка совершенно не такая, как на сцене. Она не затмевает свет солнца, она скорее напоминает звездный свет. Твои губы немного приподнимаются, не обнажая при этом зубов, но в лице остается какая-то грусть, почти неуловимая, похожая на крохотное облачко, закрывшее солнце на несколько секунд. Тень от такого облака почти не заметна, но если любишь солнце, то непременно ее почувствуешь. Я любил тебя больше всего на свете.

— Знаешь о теории, что человеческий разум безграничен? — неожиданно спросила ты.

Я мог лишь неуверенно кивнуть, потому что совершенно не ожидал такого вопроса. Я бы, пожалуй, поговорил о погоде или о красоте звездного неба, а ты заговорила о возможностях человеческого разума. Это было странно, но благодаря твоим словам, я еще больше уверился в том, что ты необычный человек.

— Я с детства верила в то, что могу сделать все, чего захочу, — ты говорила медленно, но неожиданно слова полились из тебя бурным потоком, словно горная река. — Я верила, что нужно лишь представить что-то и этого можно достичь. Я стерла для себя все границы, потому что все они иллюзорны. Каждый сам создает границы, в которых живет, а я хотела жить свободно, чтобы можно было махать крыльями, не боясь упереться в бетонную стену или запутаться в колючей проволоке. Фокусы я начала осваивать еще в детстве. Мама подарила мне черную мантию, расшитую серебряными звездами и в тот момент я поняла, что эта мантия, словно договор, подписанный кровью, навек связала меня с цирком. К окончанию школы я самостоятельно освоила уже множество трюков, которыми зарабатывала себе карманные деньги на улицах. Люди с удовольствием кидали монеты в мою шляпу, чтобы увидеть волшебство. Конечно же, я с легкостью поступила в цирковое училище. Я была лучшей на курсе, и все преподаватели прочили мне великое будущее. Они многому научили меня, но мне было мало этого. Я хотела творить такие иллюзии, которые никто не мог бы повторить. Любой фокус основывается на ловкости рук, на умении поражать людей, удивлять их, удивляясь самостоятельно. Самое ужасное для фокусника — перестать удивляться. Но для меня с каждым разом становилось все сложнее удивляться банальным фокусам, которые может с легкостью провернуть каждый из моих сокурсников. Я жаждала нового уровня, новых знаний, я устала топтаться на первой ступеньке высокой лестницы, что зовется иллюзией. И я пошла вверх. Я не буду говорить о том, как освоила новые уровни иллюзии, которые требуют не ловкости рук, а невероятной концентрации мыслей. В конце концов, это все еще мои профессиональные секреты, которые позволяют мне зарабатывать на жизнь, хотя именно из-за этих новых знаний я совершила то, чего не должна была делать, — ты вздохнула так горько, что мне захотелось обнять тебя, но я не смог. К своему ужасу, я просто не мог пошевелиться, словно бы я окаменел за те пару минут, что ты говорила.