Солнечные лучи яркими потоками скользили на мраморный пол тронного зала. Солнечные зайчики весело прыгали по стенам и полу, жизнерадостно выявляя собой картинки из вечного союза света и тени — картинки, уже давно полузабытые, картинки из летних сказок, которые отдавали сладостью на языке.
Массивные, стройные колонны, которые держали высокий потолок, украшенный затейливыми фресками, обвивала живая лоза. Пожалуй, единственное живое существо средь всей этой пустой торжественности.
Нет, тронный зал был прекрасен — светел, торжественен, пышен, даже помпезен, — но он был неуютен. Тут нельзя было забраться на подоконник, обхватив колени руками, и долго-долго смотреть туда, вдаль, за горизонт; нельзя было потанцевать в тесной компании подружек-фрейлин или пригласить талантливого дворцового музыканта или поэта. Нет, тут — только слушать, слушать и слушать…
Абель быстро закрыла глаза, неуютно поежилась, попытавшись сделать это как можно незаметнее, и вновь выпрямилась на троне. От долгой неподвижности затекло все тело, на голову сильно давила корона — не слишком большая, но богатая и тяжелая, украшенная алмазами и сапфирами. О, как хотелось сейчас вскочить, вылететь из зала, сбросить с себя эту тяжесть, сбросить это тяжеленное платье с расшитым драгоценными камнями подолом и длинными рукавами. И бежать — далеко-далеко, подальше от замка, навстречу солнцу, навстречу горизонту — на равнины, в леса и поля… кинуться в траву, упоенно проведя по ней руками, закрыть глаза, слушая песню ветра в тиши, колосьев, под ним сгибающихся, мерный шорох листьев в лесу… Что может быть прекрасней музыки природы?
Но, к сожалению, это было невозможно. Ведь королева не должна без особой необходимости или собственного желания отлучаться от дворца — но тут и желание всякое пропадает, ведь каждый раз ее должны сопровождать гвардейцы и целая толпа фрейлин! Нет, этого она точно не вынесет.
Нет, не думала Абель, будучи принцессой, что быть королевой так трудно. Ты королева, тебе все можно, посланник Божий на земле… Высшая власть — хоть балы каждый день устраивай, хоть маскарады, хоть пиры. Ан нет! Реальность жестоко выдернула ее из пучин мечтаний — впрочем, разве она не всегда так поступает? В реальной жизни за каждым движением молодой королевы пристально следили, не давали и шагу ступить без чужих глаз — и вечно совали ей под нос все какие-то бумажки. Больше, чем бумаги, она ненавидела только такое пристальное внимание, если не сказать, слежку — теперь Абель даже в своих личных покоях не могла остаться наедине с собой. Она любила своих фрейлин, но иногда они ей до чертиков надоедали — и, даже когда королева уединялась, она все равно чувствовала на себе несколько пар чужих глаз — за ней наблюдали, за ней следили.
О, Господь всемогущий, когда же этот нескончаемый поток, наконец, иссякнет?
Вот еще одно ее заблуждение — Абель всегда полагала, что принимать просителей легко и приятно. А что? Сидишь на троне, все тобой любуются, подносят дары, делают комплименты. Что же касается самих прошений… Она всегда думала, что это легко, и клялась, что будет справедливой и милосердной королевой. Оказалось, что все далеко не так просто. Ей нужно было решать проблемы. Много проблем. Правда — и, наверное, к ее счастью, — проблемы решала не Абель, а ее немолодые уже советники. Вот и сейчас тоже — стоят около трона, шушукаются. Интересно, о чем? Как будто ее посвящают. Если они и подходят к ней, то только ради приличия. Абель скривилась. «Ваше Величество, а стоит ли подписать торговый договор с тем-то и тем-то? Совет пэров решил, что…»
Ох ты, Боже мой. Все они были властными и честолюбивыми — слишком властными и честолюбивыми. Она бы и маленький мешочек золота не могла поставить за их преданность. У них нет чести, и все они пекутся лишь о собственном богатстве. Хм. Они полагают, что, раз королева молода, ей можно будет легко управлять. Ха! Как бы не так!
Абель вновь взглянула с высоты своего трона в зал, стараясь скрыть раздражение и старательно растягивая губы в милой улыбке. Королева никогда не должна показывать своих истинных чувств. Никогда. Этому ее учили с самого детства, это врезалось ей в память, наверное, навсегда.
— Ее Величество королева решила, что… — донесся до нее голос одного из советников.
О Боже. Она решила. Да ничего она не решала! Интересно, зачем она вообще здесь торчит, для украшения трона? Даже дары через очень короткий срок времени перестали ее прельщать. На кой черт ей очередные туфли или украшения? Их и так больше, чем ей было нужно, больше, чем она хотела, больше, чем она могла носить.
Но вот, наконец, просители, кланяясь, потянулись к выходу. Наконец-то! О, наконец-то!
Девушка постаралась не двигаться, держать голову величественно, высоко поднятой, чтобы никто не понял, как она рада.
Едва только за последним человеком закрылась дверь, как Абель начала медленно приподниматься — о Боже, чертовы королевские манеры, чертов этикет, кто бы знал, как она их ненавидела. Ведь именно они сейчас мешают ей вскочить, подобрать юбки и бежать. Бежать, бежать, не останавливаясь… в поля, в леса, в горы…
