Альвийский лес - [6]

Народ, собравшийся вокруг клетки, громко обменивался впечатлениями. Поскольку очень мало кто из людей до сих пор видел альва вблизи и остался жив, впечатлений было много, и были они разнообразны. Дорант попытался отвлечься от них и составить собственные (тем более, что и он никогда не видел это животное так близко).

Альва сидела в углу клетки, подогнув под себя ноги так, что голени лежали на бедрах, а стопы были вывернуты пятками наружу. Дорант подумал, что издали её можно было бы принять за человеческую женщину, причем довольно красивую: стройная фигура, тонкая талия, широкие сильные бедра, небольшая грудь совершенной формы. Морда, также похожая на человеческое лицо, отличающееся некоторой грубостью черт — широкий нос, продолжающий лоб, по-звериному раздвоенная верхняя губа, удлиненной формы глаза, тянущиеся к вискам, с ярко-желтой радужкой.

Дальше начинались отличия. Альва, от головы до щиколоток и запястий, была покрыта короткой шелковистой серебристо-серой шерсткой с коричневатыми пятнами, более темной на спине и голове и совсем светлой на конечностях и ближе к брюху. Морда, шея, грудь, брюхо, кисти рук и стопы (а точнее, кисти ног — с длинными пальцами и противостоящим, как на руках, большим) были безволосы, теплого серого цвета. Альва сидела так, что было хорошо видно темно-коричневую петлю.

Морда её была совершенно неподвижна. Зверюга изредка приподнимала веки и осматривалась; Дорант поймал её взгляд — и ему стало не по себе. Взгляд её был… не просто нечеловеческим: он был бесчеловечным.

— Скажи, ведь красивое животное? — Спросил Харран.

Дорант медленно кивнул. Животное и впрямь было красиво — как бывает красив шторм на море, когда смотришь на него с крутого берега, куда не долетают волны.

Как он ни старался не слушать то, что говорят в толпе, стоявшие рядом два мужика, явные наемники, комментировали альву демонстративно громко, подробно обсуждая её стати и прелести, как будто бы это была похабная девка, а не зверь. Скоро они заспорили, сколько и каким образом каждый из них ей бы вдул. Дорант знавал таких, когда служил в компаниде дуки Фарелла. Для них что овца, что коза, что женщина… В компаниде их презирали.

Дорант не замедлил воспользоваться случаем. Он негромко сказал Харрану:

— Слышишь этих? Представляешь, что будут думать и говорить про того, кто купит эту альву?

Харран вздрогнул и задумался.

Один из зевак, по виду купеческого сословия, из небогатых, но с гонором, вдруг запустил в альву огромным — размером с кулак молотобойца — яблоком, от которого успел отгрызть только малый кусок.

Альва мягко изогнулась, и только благодаря немалому боевому опыту Дорант увидел, как она взяла из воздуха летящее в нее яблоко — будто оно лежало на полке — и, продолжая то же движение, стремительно метнула его обратно. Лапу её во время броска Дорант, впрочем, уже не увидел, так быстро она двигалась. Таким же плавным скольжением альва вернулась в прежнюю позу.

Раздался смачный шлепок, яблоко разлетелось, столкнувшись с переносицей бросившего его зеваки, а сам он, закатив глаза, осел на землю с характерным глухим стуком, с каким человек падает, когда потерял сознание или убит.

Только тут охранник отреагировал, нечленораздельно заорав на толпу. Но этот крик раздался уже в тишине: все вдруг замолчали, пораженные; толпа отшатнулась от клетки.

Альва обвела людей взглядом желтых глаз — будь она человеком, Дорант подумал бы: презрительным. Затем вытянула задние лапы и принялась вылизывать брюхо длинным темно-синим языком. Она казалась совершенно расслабленной, но стоящие торчком острые уши выдавали её напряжение.

И тут Дорант вдруг понял, что уже довольно давно чувствует на груди, под рубашкой, некую щекотку, хорошо ему понятную. Это поисковый артефакт сообщал ему, что где-то близко находится либо тот, кого Дорант искал, либо, скорее (судя по слабому сигналу), тот, с кем он совсем недавно соприкасался.

Глава 2. УАИЛЛАР

1

Уаиллар вернулся в свой ааи, принял позу просветления, отрешаясь от внешнего мира, и глубоко задумался. Даже если бы Великий Вождь Ллуэиллэ не отправил бы его искать жену — он пошел бы сам. И пошел бы, даже если бы ему запретили.

Быть захваченным — позор для воина. Даже если захватчики — не круглоухие, а аиллуо из другого клана. Захваченный считается умершим, да обычно так и происходит: день-два, неделя, месяц, редко больше — и ты у столба пыток. Никто не пойдет вызволять захваченного. Это его личный позор и личное дело. Для клана он уже погиб. Правда, большинство воинов не сдаются и всегда пытаются бежать. Те немногие, кому удавалось вырваться и вернуться в клан, получают новое имя, как заново рожденные, и пользуются особым уважением.

Женщин же всегда и все берегут. Любому клану нужны прежде всего аиллуо: мужчины, воины. Главная

Женщина умеет заговаривать аиллуа, носящих ребенка, и воинов рождается в два-три раза больше, чем аиллуа. Поэтому женщин всегда не хватает.

Женщин было принято уводить в другие кланы, уводить в жёны. Это было обычно, и это было всегда. Иметь аиллуа из другого клана, уведенную из-под носа у растерянных аиллуэ, а то и принести уши воинов, которые были поблизости — доблесть. За это аиллуо получал почетное имя. Пленная женщина, живущая в ааи воина, до того, как они принесут брачные клятвы, называлась лаллуа. Если она ждала ребенка — то жила в этом статусе обычно до родов, после которых ребенка убивали. Если нет — то до ближайшего праздника, на котором Великий Вождь и Главная Женщина приводят пары приносить клятвы перед Великим Древом. Лаллуа может не согласиться на брак, тогда на этом же празднике она должна выбрать другого воина, у которого она живёт как лаллуа до следующего праздника.