Альв - [10]

– Ну, если не будет другого выхода… – пожал плечами Яков.

Продолжать разговор на эту щепетильную тему он счел излишним. Будет день – будет и пища, как говорится.

– Боюсь вас испугать, – улыбнулась женщина, – но выхода не будет. – Итак, куда мы идем? – резко сменила она тему разговора.

– Для начала в регистратуру, – объяснил Яков. – Оформим вашу выписку и тогда уже отправимся на поиски приключений.

Из похода в ресторан и в ходе экскурсии по весеннему Шлиссельбургу Яков узнал, что Альв обладает хорошим аппетитом, но ест при этом спокойно, не торопясь и крайне воспитанно. Ножом и вилкой, как и прочим ресторанным инвентарем, пользуется с естественностью завсегдатая, названиям блюд и продуктов не удивляется и никакого неудобства от поездки в тяжелом локомобиле не испытывает. Город ей, судя по всему, понравился, но, несмотря на то что она по-прежнему ничего не помнила ни о Себерии, ни о Шлиссельбурге, удивления не вызвал. Город, люди, техника – все это являлось предметом любопытства, но и только.

Потом, когда наступили ранние сумерки, Яков вывел свой «Кокорев-Командор» на шоссе, идущее параллельно Старо-Ладожскому каналу, и погнал на север, предполагая обогнуть Щучье озеро и подъехать к усадьбе Норнов по старой лесной дороге с северо-востока. Вообще, в отличие от западного берега, заросшего густым лесом, восточный был давно и хорошо обжит. Здесь издавна – лет триста, пожалуй, – жили Норны, Кумачевы, Зарубины и Свевы. Четыре мызы с молочными фермами, лесопилкой и маленьким конезаводом, давным-давно находившимися в ведении арендаторов. Однако усадьбы, строенные из кирпича, битого камня и дубовых бревен, до сих пор являлись родовыми гнездами четырех семей, роднившихся в прошлом не раз и не два. Последним по времени матримониальным союзом такого рода стал брак сестры Якова Труты Свев и соседского сына – Петра Норна, служившего в Казенном приказе, сиречь в Министерстве финансов. Петр был значительно младше Якова, к тому же «банкир», а не «вояка». Соответственно и особой дружбы между ними с самого начала не возникло. Соседи, знакомые, родичи по браку (зять и шурин), государственные чиновники – но никак не друзья. Тем не менее Яков бывал у Норнов довольно часто, благо холостяк и живет поблизости. Но причина частых визитов была, разумеется, не в Петре, а в Труте, и все посвященные это прекрасно понимали.

Память не возвращалась, и это было странное чувство: знать, что многого не знаешь, потому что забыла, но не знать, что именно забыла. Она прекрасно себя чувствовала, свободно говорила с другими людьми, ориентировалась в окружающей обстановке, хотя и не всегда узнавала те или иные вещи, и все-таки не знала даже того, как ее зовут на самом деле. Альв Ринхольф, так сказал Яков. Возможно, что и так. Но назвалась она – если и в самом деле назвалась, – находясь в полубессознательном состоянии. Тогда назвалась, сейчас снова не помнила. И ничего по поводу этого имени не чувствовала. Но вот какое дело: оно не казалось ей странным или чужеродным. Напротив, оно было одним из многих имен, имевших отношение к языку, который здесь отчего-то никто не понимал. Ульфила, Вульфсиг, Ринхольф… Альв Ринхольф… Эльф из Волчьего Круга… Должно ли это что-то означать или это просто имя, как и любое другое, которое когда-то что-то значило, но давно уже это значение утратило? У нее не было ответа на этот вопрос, но и другого имени не было тоже; значит, она была Альв Ринхольф. Во всяком случае, пока.

А сестру Якова звали Трута. Тоже знакомое имя, но на вкус Альв, Труда звучало бы лучше. Любимая, возлюбленная… Красивое имя для женщины. И для сестры Якова вполне подходит. Было видно, что женщина любима. И мужем, Петром Норном, и братом, носившим непростое прозвище Свев. Свевов Альв откуда-то знала, хотя и не помнила откуда, и кто они такие – тоже не помнила.

Между тем приняли ее радушно, усадили в удобное кресло, угостили каким-то крепким напитком – первачом, – который Альв решительно не понравился, хотя запахи трав и цветов, которые он нес, заставили насторожиться. Кровохлебка, лютик едкий, зверобой, душица… Все эти растения она знала и, даже более того, могла сказать, что лютик едкий, например, является ядом. Но в малой концентрации и при наличии других компонентов, той же душицы, не опасен, так что самогон этот пить можно, хотя и не нужно. Слишком много алкоголя и вкус сомнительный.

«Не мое», – решила она и от дальнейшей дегустации водок и настоек домашнего приготовления благоразумно отказалась.

А вот когда за столом ей предложили красное вино, она ему обрадовалась так, словно встретила старого приятеля. И в самом деле, это было «Барбареско» – вино четырехлетней выдержки из Пьемонта. И вот что любопытно: едва она вспомнила про Пьемонт, как в памяти всплыло название Castello di Pavone, и сразу же возник образ крепости, вернее, небольшого древнего замка и его интерьеров.

«Панкрацио ди Риорино… Дзино…»

Узкое лицо, тонкие губы, хищный нос – и мрак, клубящийся в равнодушных глазах… Но кто он такой, этот мужчина, с которым она встречалась в замке ди Павоне, Альв так и не вспомнила.