Альтернативы «российского прорыва» - [45]
Но такая трактовка марксизма была в очень большой степени связана с непониманием существа ленинской, радикально марксистской стратегии политической борьбы. Ее сущность, если трактовать ее в проекции рассматриваемого подхода, была основана на проблематизации социально-экономических интересов, установлении тесной связи этих интересов с глубокоукоренными в массовом сознании ценностями социальной справедливости и гиперболизации этих ценностей путем их связи с атакой на политическую систему.
В связи с этим показательны дискуссии В.И. Ульянова с «экономистами» в ходе II съезда РСДРП, где он вполне обоснованно доказывал, что внутри рабочего класса могут формироваться лишь экономические требования. Действительно, непосредственная проблематизация экономических интересов рождает экономические требования, а их связь с политическими требованиями могут устанавливать «идеологи», осуществляющие охарактеризованные выше процедуры>[149].
Другим, кардинально отличным измерением этой стратегии является оценка Бердяева, в которой он аргументировал наличие непосредственной доктринальной связи российского коммунизма с фундаментальными ценностными корнями русской культуры: «С одной стороны, он есть явление мировое и интернациональное, с другой стороны – явление русское и национальное. Особенно важно для западных людей понять национальные корни русского коммунизма, его детерминированность русской историей»>[150].
Несмотря на все упрощения, нельзя не признать, что заложенная в марксизме традиция выявления интересов различных классов, слоев и групп, целых государств, их блоков и союзов стала уже устоявшимся аналитическим инструментом. Важными предпосылками для этого являются как реальное возрастание роли рефлексии интересов при практической выработке стратегий разного уровня, так и включение коллизий и конфликтов интересов в контекст практически всех социальных, экономических и политических ситуаций. Можно сказать, что с легкой руки марксизма «призрак интересов» бродил и по сию пору бродит по миру. В этом смысле можно говорить о победе марксизма.
Понятно, что и мы, как Гамлет, не можем игнорировать заклинания призрака: «И помни обо мне»>[151].
Нельзя сказать, что в рамках марксистской теоретической мысли не предпринимались попытки инкорпорировать веберианские подходы. Эти попытки принято связывать с усилиями Э. Бернштейна. Он справедливо отмечал, что главным вкладом марксизма в социальную науку был учет материальных интересов. Но при этом он провел тщательный анализ основополагающих марксистских текстов и убедительно показал наличие множества апелляций К. Маркса к ценностным основаниям, прежде всего к справедливости. Однако известные обстоятельства политического противоборства привели к тому, что усилия Э. Бернштейна интегрировать достижения М. Вебера в марксистский мейнстрим не увенчались успехом. Ленинское осуждение ревизионизма Э. Бернштейна привело почти к полному табу на обсуждение его теоретических взглядов.
Представляется, что со второй половины XX в., если не ранее, ценности и интересы начали терять свои прежде достаточно тесные взаимосвязи.
Ранее в гражданском обществе Запада сложилась сеть институтов, в рамках которой осуществлялась интеграция ценностей и интересов: политические клубы, аристократические и интеллектуальные салоны. В них шли постоянные дискуссии, в рамках которых происходило сопоставление ценностей и интересов, формирование идеологических тезисов, являющихся синтезом отрефлексированных ценностных представлений и интересов, сформированных на базе устоявшихся культурных и религиозных традиций.
Появление массовых политических партий, обращение к гораздо менее образованному и, соответственно, политически менее искушенному электорату, использование продвинутых организационных форм, механизмов идейно-политической мобилизации, агитации и пропаганды существенно изменили соотношение влияния ценностей и интересов. Агитация, обращение к актуализированным ценностям и к поверхностно понимаемым интересам (что также приобретало характер актуализации ценностей) сместило соотношение ценностей и интересов. В этом смысле ленинские принципы политической стратегии приобрели почти всеобщий характер. Представляется, что значимым фактором этого процесса был также вклад наследников троцкизма в выработку теорий политической стратегии, приобретших сегодня доминирующее влияние.
Дальнейшее развитие ситуации было связано с тем, что в мире начинала складываться система институтов формирования глобальных ценностей и представлений. Здесь прежде всего следует выделить «ядро» этой системы, к которому следует отнести наиболее влиятельные интеллектуальные центры Запада, задававшие «интеллектуальную матрицу», в рамках которой рассматривался и обсуждался весь актуальный комплекс проблем.
Важным стимулом для развития этого «ядра» явилось существенное изменение доминирующей повестки дня: глобализация. Именно в связи с этим концепция Э. Гидденса была включена в наше обсуждение. Эта новая повестка дня требовала своей актуализации и легитимации.
Примером доминирования новой индоктринации является то, что в его результате были дискредитированы национальные интересы, представленные как продукт национализма, ведущего к конфронтациям, войнам и социально-экономической деградации, тогда как глобализация прославлялась как путь к всеобщему миру и процветанию.
