Альтернативный солдат, или Приключения юного балбеса в доме престарелых, веселые и не очень... - [44]

- Струсили командиры, - коротко ответил ветеран. – Никого не боялись, ни бога, ни черта, а коммисаров испугались. Сказал политотдел, что сержант Павлов герой, значит, так и есть. А кто не согласен с линией партии, того в военное время объявляли предателем и расстреливали. А лейтенант тот … Обидно ему было, еще как! Даже представить не могу, какой силой надо обладать, чтобы обиду такую задавить. Только он настоящим воином был, Родину защищал не за награды, а потому что так надо. Мы не за цацки воевали, за страну.

Ветеран улыбнулся, взмахнул рукой. Прицепившиеся к штанам ордена с шумом посыпались на пол. Возле топчана весь пол усыпан наградами, словно желтые стружки лежат на земле.

- Ладно, оставим лейтенанта. Вы генерал, у вас столько наград, почему вы здесь? Ну, сгорел дом, пропала квартира из-за непутевой дочки … Вы же могли обратиться в администрацию, к уполномоченному по правам человека …

- К кому? – изумился ветеран. – По чему уполномоченному?

- По правам человека. Есть такая должность, по-моему, при президенте. Или в правительстве? – неуверенно ответил Стас. – Ну, неважно. Надо же что-то делать!

- Эх ты … Я ж тебе говорил, что просить не стану. Никакого уполномоченного. Противно мне доказывать каждому ничтожеству, что я воевал, что я заслужил, что мне обязаны … Ты и представить не можешь, что я чувствую, когда вижу старого солдата, который трясущимися руками достает пожелтевшие от времени документы, чтобы убедить сидящую напротив скотину в своих правах. А скотина чуть ли в лицо ему не плюет – цедит так это лениво сквозь зубы – этих бумажек недостаточно! Мразь!

Запомни, Станислав – когда в новостях или в газете сообщают об убийстве того или иного чиновника, в девяти случае из десяти … нет, в девяносто девяти случае из ста это значит – уничтожили гадину. Скользкую, ядовитую, у которой серная кислота вместо крови, кости из нержавеющей стали и бронированная кожа. Привлечь к ответственности даже мелочь, чиновничью шестерку, почти невозможно. Ну, разве что в случае массовой гибели людей, когда скрыть уже ничего не возможно. Даже самый страшный бандит и убийца, в общем-то, беззащитен против государства. Милиция, прокуратура, суды – все против него. Лучшие умы государства работают над тем, чтобы обезвредить или уничтожить его. С чиновником все наоборот. В стране все делается для чиновника, ради чиновника, во благо чиновника. Он главный, он соль земли!

Ветеран внезапно замолчал, словно ему не хватило воздуха. Голова опустилась на грудь, старик с полминуты сидит неподвижно. Стас даже испугался, не случилось ли чего, все-таки пожилой человек. Он уже собрался подойти, как старик выпрямился, по лицу пробежала улыбка, глаза блеснули.

- Разошелся я опять … Сколько раз убеждал себя, что не стоят эти насекомые, чтобы даже вспоминать о них, а вот снова не удержался. Ладно, - махнул он рукой. – Так вот. Плюнул я на все и решил жить так, как считаю нужным и ни от кого не зависеть. Выкопал колодец, потом вот эту комнату, - обвел он руками помещение, - обустроил тут все и живу. Никто меня не беспокоит и я никому не надоедаю. Есть время подумать, поразмыслить о жизни и смерти, - иронично улыбнулся ветеран.

- Вы своими руками выкопали этот бункер?

- А чьими же еще? – удивился старик. – Конечно, не за день и не за два, всю весну и лето провозился, еще и начало осени прихватил. А что тут удивительного? А сколько окопов пришлось вырыть за войну?  Считай всю Россию перекопали. Да и после войны вся страна в землянках жила. Нет, для нас землю рыть – дело привычное. Это вашему поколению кажется, что если в кране нет горячей воды, то катастрофа. А если отключат электричество, то человечество погибнет. Ну, а ежели произойдет самое ужасное - исчезнет мобильная связь, то случится галактический облом и солнечная система провалится в черную дыру.

Стас покрутил головой, вздохнул:

- Да, удивительное рядом … просто фантастика! Вы сказали, что прошли всю войну, от солдата до генерала. Разве такое возможно?

Ветеран выпрямил спину, на лице появилось горделивое выражение. Сразу видно, что об этом ему говорить очень приятно.

- Нас таких всего четверо. Было. Я остался один, остальные уже померли наверно. Все-таки девяносто годов с лишком! Война дело такое … - покачал головой ветеран. – Никого не щадит, ошибок не прощает, на прошлые заслуги плюет. И солдат и маршал перед нею равны. Редко кому удавалось дожить до конца войны. Разве те только, кто по госпиталям лежал. Веришь ли, срок жизни командира взвода был всего три часа! Ротный день жил, командир полка от силы неделю. А солдаты? Эх! – махнул рукой ветеран. - От армии сорок первого года остались единицы, а ведь миллионы под ружьем стояли! Мясорубка была страшная. Дивизии целиком на тот свет отправлялись. Ну, и немцам, конечно, доставалось по первое число. Били так, что попасть на Западный фронт было для них наградой.

Но это было потом. А в начале войны  нам морды били. Да еще как!  Призвали меня солдатом, прошел от Буга до Москвы, трижды ранило, чудом жив остался. От моего полка никого не осталось уже в первый месяц войны, только я да знамя. Укомплектовали солдатиками, меня, как опытного вояку – это в восемнадцать лет! – ротным поставили. Снова в бой и опять - я  да знамя! Чтоб ты знал, покуда знамя цело – полк жив. Опять отправили в тыл на переформирование. Помню - эх! – засмеялся ветеран, - приезжаю в пункт временной дислокации, вхожу в избу на доклад начальнику штаба учебной дивизии. Знамя в чехле, под рукой, автомат немецкий на плече, за поясом граната противотанковая – все чин чином! Докладываю, так мол и так, сто тридцать первый пехотный полк для пополнения прибыл. Смотрит на меня полковник, глазами лупает, понять ничего не может – где полк? В окно выглянул – никого. Рассердился, кричать стал. А я ему документы в руки и знамя разворачиваю. Он и обалдел! Потом в себя пришел и говорит – раз ты один из полка остался, значит, тебе и командиром быть.