Альтераты. Соль - [20]

— Отправь домой…

— … И не могу отправить домой в таком состоянии. Ты нуждаешься в помощи.

На дорожке появилась пожилая дама в цветастом капоре. Улыбчивая и неторопливая, она почти прошла мимо, но вдруг решила развернуться:

— Сегодня непременно будет дождь.

— С чего вы взяли? На небе ни облачка, — отец был излишне резок со старушкой. Та недоумевающе взглянула на него:

— Как же, как же. Неужели вы не слышите, как тревожно кричат чайки?

Анна посмотрела снизу вверх на отца, отчётливо понимая, что он так решил и отступать не намерен. Так же как тогда, много лет назад.

— Это психиатрическая лечебница! Ты. Упрятал. Меня. В ПСИХУШКУ!

— Это реабилитационный центр, здесь пациенты наблюдаются в период ремиссии, — поправил отец без уверенности в голосе.

— Это психушка! — девушка не понимала, что происходит. Почему это происходит с ней. Вцепилась в подлокотники.

Отец поджал губы, скривился. Совсем как тогда, на кухне, когда Ане было семь. Процедил сквозь зубы:

— Это. Санаторий. И ты пробудешь здесь под наблюдением Андриса Александровича хотя бы на время диагностики.

— Да что происходит вообще? Я НЕ СУМАСШЕДШАЯ! — Анна заорала так громко, что из окон начали выглядывать другие пациенты. Странные, по-детски любопытные лица, но равнодушные и пустые. На дорожке показался главврач:

— Ну что вы, что вы, Анна Олеговна, — благодушно причитал он, давая знак отцу, чтобы удалился. Девушка подскочила с кресла — нужно бежать за ним, нужно вырваться из этого душного места! И тут же крепкие мужские руки перехватили её железной хваткой, сцепились обручем на груди: — Тихо, тихо, не заставляйте меня применять силу к вам, Анна, — шептал медик в ухо, прорываясь через застилающий пеленой ужас: сгорбленная фигура отца мелькнула за поворотом кипарисовой аллеи и исчезла.

Сделав резкий выпад вперёд и одновременно ударив «нападавшего» локтём под дых, она пустилась за отцом. Два огромных прыжка, и вот она в чёртовой беседке. Ещё два прыжка — и она перемахнула через бортик, бросилась в кусты.

— Держите её! — возня за спиной, шелест гравия и хруст ломающихся веток. Девушка прибавила скорость, отчётливо понимая, что совершенно не знает, куда бежать: все дорожки одинаковые, заботливо друг с другом переплетённые, упирающиеся в глухой забор высотой под два с половиной метра. Через такой не перемахнёшь без специального снаряжения и подготовки. Значит, нужны ворота. Ворота ведут в город, на трассу или шоссе. Значит, можно ориентироваться на звук автострады. Она остановилась, прижалась к стволу и замерла, прислушиваясь. Птичий гомон, шум листвы, голоса людей совсем рядом, дыхание моря справа. Звук автомагистрали не доносился.

И тут внезапно: пронзительный визг тормозов, звон бьющихся фар и отборный мат. Она бросилась в том направлении. Сердце билось тревожно. Озираясь и оглядываясь, Анна припустила через кусты.

7

— Вот она! — Два санитара бесцеремонно скрутили её, вывернули руки. Анна попробовала отбиваться, лягнула одного, попыталась укусить второго. И тут же почувствовала пальцы на затылке: грубая рука железной хваткой вцепилась в дреды, дёрнула вверх, словно тряпичную куклу. Девушка взвизгнула и замерла. Дыхание перехватило. Боль стала нестерпимой.

Девушка обмякла, сползая на белоснежный гравий, безвольно растеклась по нему.

— Паша, Толя, ну что же вы так жёстко, — бархатистый голос справа. Анна не видела подошедшего, но по голосу безошибочно узнала главврача. Острые носки его дорогих парусиновых туфель замерли у лица.

Санитар виновато пробормотал:

— Так лягается, Андрис Александрович…

— И кусается, — дополнил второй.

— Она не здорова. Причинять боль пациентам — непростительно, — увещевал главврач. — Она никуда не убежит… Не убежите же, Анна Олеговна? — он присел на корточки и заглянул в её лицо. Анна вымученно моргнула, глаза застилали слёзы. Главврач торопливо ответил за неё: — Не убежит. Видите. И кусаться не будет, и лягаться. Она же не лошадь…

Последнее было сказано уже поднятой за шиворот девушке, но санитары так и держали её, не отпуская запястья. Анна почувствовала болезненный укол в плечо, судорожно сглотнула и застонала. Голову сдавило темнотой, а в висках пульсировали тревожные крики чаек.

— Куда её? — в ватном полумраке голос одного из санитаров.

— Во второй корпус. Сестра уже приготовила для неё палату, — главврач неторопливо направился к административному зданию: Аня слышала его удаляющиеся шаги, кажется, все ещё кричала и просила её отпустить. Но даже сама не слышала своего голоса. Язык не поворачивался, стал тяжёлым и сухим. Мысли спотыкались, путались. Кружились, цепляясь за одну и ту же фразу: «могуть тя спасти».

Она проснулась посреди ночи.

Тревожно ощупав себя, обнаружила вместо привычной одежды мягкую пижаму. Тесная одноместная палата. Прикрученные к полу кровать и тумбочка, встроенный шкаф. Выключатели снаружи, за запертой на ключ дверью. Сквозь ажурные решётки на окнах заглядывает любопытная луна. Анна металась, меря клетку шагами. Стучала в дверь, кричала. Минут через пятнадцать пришла заспанная сестра, строго предупредила что, если Аня не успокоится, вызовет медбратьев.