Алтайские робинзоны - [17]
«Почему не выходит так, как нужно, как хочется? — думал он, — Сестра Лида всегда говорила, что в жизни всё возможно, следует только хорошенько захотеть и упорно добиваться. Пожалуй, она не совсем права. Разве он не хотел найти золото, не хотел принести пользу людям? Разве он этого не добивался? Разве мало проявил энергии, упорства, мужества? А вот золото не даётся, и ничего не поделаешь».
И в первый раз его вера в сестру поколебалась. Ему стало жаль и себя, и ее, и было что-то оскорбительное в этой жалости к Лиде. Он тяжело задышал и повернулся на живот. Маленькая желтоватая ящерица проворно побежала от него и спряталась за камень. Шура проследил за ней взглядом и, уронив голову на руки, неожиданно для себя заплакал.
Плакать он перестал так же неожиданно, как и начал. Сел и сказал вслух:
— Нет, Лида, права. Человек всё может сделать. Иначе нельзя. Иначе скучно жить.
В самом деле, было когда-то время — люди не знали электричества, радио, не имели даже парового двигателя, даже велосипеда. Не знали, что земля шар, что есть различные страны. Да мало ли чего люди не знали и не умели! А теперь? Ой-ой-ой! Чего люди добились, что они узнали, изобрели! А ведь, конечно, это им не сразу досталось. Наверное, трудно было, очень трудно! Может быть в десять раз труднее, чем ему. Джордано Бруно даже сожгли. А Миклухо-Маклай, а Ползунов, а Мичурин, а челюскинцы?!
Какой он размазня! Шура воровато оглянулся: не видел ли кто его слёз. И тут же усмехнулся, сообразив, что в горах некому быть свидетелем его слабости. Он встал и осмотрел долину.
«Если здесь кое-где попадаются легкие чешуйки золота, то более крупные и тяжелые должны были оседать где-то недалеко от размытой жилы или месторождений рудного золота. Значит, нужно идти вверх по течению ручья», — рассуждал Шура.
Пройдя метров четыреста, он остановился: влево уходило узкое ущелье. Когда они шли сюда, Шура не заметил его. По ущелью не бежал даже ручеек, но когда-то оно было, должно быть, тоже руслом реки. Это видно по галькам в песке и по сглаженным склонам ущелья. Не здесь ли прячется неуловимое золото?
Он свернул в узкую щель. Чем дальше, тем стены ущелья становились выше и круче. Они были сложены из мрачного красноватого гранита. Ни трава, ни деревья, ни кусты — ничто не росло на склонах.
Шуре стало тоскливо, но он все-таки продолжал идти вперёд.
Через некоторое время вид гор изменился; цвет их склонов из красно-бурого неожиданно превратился в грязновато-белый.
Шура остановился, ладонью прикрыл от солнца глаза и стал всматриваться. Да, мрачный цвет гранита резко переходил в белый. Шура пошел быстрее, потом побежал. Губы его шептали:
— Неужели контакт?
Шура был достаточно искушенным разведчиком. Он много читал и слышал о жилах и контактах и хорошо знал, что там, где встречаются две различные породы, — например, известняк и гранит, — там может быть много самых разнообразных минералов.
Кроме того, контактовая полоса часто бывает пронизана жилами. Поблизости от контактов в толщах пород нередко обособляются участки, богатые рудами — малахитом, магнитным железняком, медным колчеданом.
Шура опять остановился и, щуря глаза, стал всматриваться. Сердце у него билось учащенно. Теперь он ясно видел, что гранит встретился не с известняком, а с мрамором. Там, где куски мрамора под действием внешних сил недавно отломились, поверхность его была блестящей и нежно-розовой, в других местах — белой, как сахар.
Шура сразу заметил и её, жилу! Она гребнем проходила в граните, спускалась вниз и становилась незаметной.
— Ой! — тихо сказал Шура и приложил руку к сердцу. Никогда он, кажется, не испытывал такого волнения и не чувствовал себя таким счастливым, как в эту минуту.
До его слуха донеслось слабое, приглушенное журчание воды. Шура этому не удивился, хотя стоял на сухом месте и ручья не видел.
Он сорвался с места и побежал.
Он был уверен, что в этой жиле есть золото и не только золото!
— Скорей!
Но вдруг он почувствовал, что песок под ногами раздается, ноги тонут в нём, и вся почва как-то странно колеблется. Шура кинулся в сторону, но ноги выше колен ушли в песок. Он в ужасе взмахнул руками, пытаясь удержаться, и в тот же момент почувствовал, что проваливается куда-то вместе с песком и обломками камней. Что-то полоснуло его, как ножом, по левому боку, потом с силой стукнуло по затылку и он потерял сознание.
VII
ЛЕНЯ приподнял странно пустую, словно выдолбленная тыква, голову. Аметист копался в куче увядшего черничника. Изо рта у него свисала травинка — это первое, что увидел Лёня. Он повёл глазами: от гор через долину протянулись длинные вечерние тени. Они напомнили Лёне что-то очень знакомое. Да, конечно: в это время суток дома, в Сосновке, так же тянутся через пыльную улицу длинные тени тополей. Стадо идёт домой. За селом гудит трактор. На площади ребятишки играют в городки, в футбол. У клуба поёт громкоговоритель, играет музыка. Как хорошо!
Он опустил голову на песок и закрыл глаза. Не хотелось двигаться, не хотелось ни о чём думать. Легкие туманные воспоминания проплывали, как в полусне. Над самым ухом слышался хруст травы на зубах козлёнка.
