Алтайские робинзоны - [16]

Пещеру ребята себе не нашли, зато в одном месте камни были так нагромождены, что образовали узкий коридор. Только сверху он прикрыт не был.

— Ничего, крышу мы сделаем, — сказал Шура. — Видишь, над нашим будущим домом висит каменная глыба. Она может оборваться и придавить нас. Чтобы этого не случилось, мы её столкнем. Она упадет на наш домик и образует крышу.

Измученному Лёне такая задача показалась непосильной и он возразил:

— Но ведь она может скатиться ниже и крыши у нас опять не будет.

— Попробуем, — коротко сказал Шура.

Они поднялись вверх по склону и стали толкать каменную глыбу, нависшую над их будущим жилищем. И глыба в самом деле скатилась и легла на стены коридорчика, образовав крышу.

— Теперь неси сюда сумки и Аметиста, а я пойду собирать сушняк. Сегодня будет холодная ночь, — сказал Шура, посмотрев на небо.

— Что, тебе сорока на хвосте принесла такое известие? — почему-то с раздражением сказал Лёня. Раздражение моментально передалось Шуре, и он с презрением ответил:

— Если не понимаешь ничего, так молчи.

Голод, усталость и неудачи делали ребят сварливыми.

Утром, когда ещё сильно чувствовалась ночная прохлада, ребята уже сидели на песке и завтракали: ели чернику и противную несолёную рыбу.

— Уй-юй-юй! Какая гадость! — жалобно сказал Лёня, откусывая кусочек рыбы. — Даже тошнит.

Он опять вспомнил ватрушки с творогом. Потекла тягучая, противная слюна, и он выплюнул разжеванную рыбу.

— Когда придем домой, скажу бабушке, чтобы она ватрушек с творогом состряпала и сразу съем штук десять. Нет, двадцать! И целую крынку молока выпью! — с жаром сказал Лёня, и у него жадно заблестели глаза. У Шуры тоже потекла слюна, он плюнул на песок и сердито сказал:

— Сто съешь! Развез: «молоко, ватрушки»… Все кишки вывернул.

Лёня обиженно замолчал, обрывая с черничника ягоды, а Шура добавил:

— Хотя бы картошки вареной с хлебом и с солью поесть. Кажется, целый чугун сел бы.

— Пойдешь искать? — мрачно спросил он через некоторое время.

— Пойду, — пискнул Лёня, — Аметиста с собой возьмём?

— Возьмём, что ему здесь делать, — ответил Шура и медленно пошел по горячему уже песку. Аметист поплёлся за ребятами, как собачонка. Сегодня Шура уже начал сомневаться, что они на найдут золото, но уходить ни с чем все-таки не хотелось. «Хоть с голоду пропаду, а найду», — зло и упрямо думал он.

У Лёни кружилась голова. Ноги не хотели идти, веки опускались сами собой.

«Наверное от плохой еды», — вяло подумал Лёня.

Сказал, улыбаясь невесело, как сонный:

— Шурик, теперь уж, наверное, в огороде огурцы выросли.

У Шуры неприятно сжалось сердце. Ему захотелось сказать Лёне что-нибудь ласковое, ободряющее, но он ничего не мог придумать и долго шел молча, сосредоточенно глядя под ноги.

— Лёня, когда приедем домой в Сосновку, хочешь, я отдам тебе тот пенал, который мне подарила Лида? — наконец спросил он.

Шура знал, что его пенал Лёне нравится и думал, что Лёня такому подарку обрадуется.

— Пенал? Хочу, — вяло протянул Лёня после долгого молчания. Но Шура видел, что Лёня сейчас думает совсем не о пенале. Тогда он решил испытать ещё одно средство.

— Если мы найдём золото, то нас велосипедами премируют, мы для своей страны принесем большую пользу, — внушительно сказал он.

Но Лёня шёл сзади, устало опустив голову, и молчал, будто ничего не слышал. Шуре стало немного страшно. «Может быть вернуться? — опять спросил он себя. — Но ведь здесь золото!» Он остановился и посмотрел на жалкую изнуренную фигурку Лёни.

— Лёня, вернись, пожалуйста, и отдохни. Я один пойду искать, — тихо попросил он.

Лёня выслушал его безучастно.

— Ну, ладно, — так же безучастно согласился он и побрел обратно, с трудом передвигая ноги. Аметист пошел за ним. Шура окинул взглядом горы, долину и зашагал вперед.

Он остановился в том месте, где русло высохшей реки заворачивало вправо. У него появилась такая мысль: здесь, на повороте у правого берега, течение воды было медленным, значит, здесь должны были оседать все тяжелые частицы минералов, а следовательно, и частицы золота, как самого тяжелого металла. Шура стал копать песок. Вырыл яму глубиной около метра, набрал в ковш песку и пошел к ручью промывать. Промывал как-то механически, ни о чем не думая, а когда поднес ковш к глазам, на секунду зажмурился: в черном порошке магнитного железняка блеснули чешуйки золота.

— Есть! Есть! — задыхаясь от волнения, прошептал он и хотел закричать Лёне, бежать к нему, но раздумал.

— Есть! Есть! — задыхаясь от волнения, прошептал он.

Быстро вернулся к яме и стал копать глубже. Он думал, что ниже должны быть более крупные и тяжелые частицы золота. Набрал песку и опять побежал промывать. Результат получился неожиданный: в черном порошке магнетита скромно блестела одна маленькая чешуйка золота. Это опрокидывало все расчеты Шуры. Он с лихорадочной поспешностью стал брать пробу из разных пластов, копая ямы в разных местах. Золота попадалось мало: одна-две чешуйки, а потом оно и совсем перестало попадаться. Радость погасла.

— Как же так? Не должно быть этого.

Шура опять и опять копал песок, но золота не было. Он бросил берестяной ковш на песок и долго стоял, устало опустив руки. Потом лёг и закрыл глаза.