И, конечно, одна из историй,
За которую жизни не жаль.
Ах, Балканы, седые Балканы!
Где от века — война да война… —
Что ж, по новой наполним, стаканы.
За тебя, дорогая жена!
Я командовал тем батальоном,
Что пустился в рисковый бросок
Тем, что назло брюссельским
воронам
Югославию пересек.
Боевые машины десанта,
Русский флаг и братва на броне!
А под кителем — грудь полосата,
Алягер, мы опять на войне!
Нас встречали вином и цветами,
Нам кричали: — Россия, виват!..
А девойки славянские сами
Были, словно победный парад.
Через горы, цветущие горы,
Где шпалеры лозы золотой,
Где монахов келейные норы
И сокровища веры святой.
Мы промчались под песни
и марши
Полем Косова. И за бугром,
Возле Приштины воинство наше
Лихо заняло аэродром.
Нас в Афгане не худо учили
Слышать запах врага за версту,
Зря пендосы ногами сучили
И кричали: — Ату, их, ату!
Трус не знает ни рода,
ни веры…
Затворили для нас небеса
И болгары, и румы, и венгры.
А борта все ждала полоса.
Там, где Принципы пулей
чреваты,
Глухо ждать милосердья с высот.
Там, где ангелы подслеповаты,
Вряд ли снова Россия спасет.
Дух предательства стелется
низко,
Отравляя угаром сердца,
Словно русская Кэт-пианистка,
Мы в плену, но стоим до конца.
Обложили — французы, датчане,
Мерикосы — как бройлеры в ряд,
И себе на уме — англичане
Окружают российский отряд.
И не вырвешься,
и не поспоришь…
Лишь албанцы мышкуют свое:
Им КейФОР и помога, и кореш,
И живого товара сбытье.
Где взорвать, где поджечь
или выкрасть,
Где продать человека за грош…
По-холопьи — во взрослые игры —
И для Запада будешь хорош!
Наркотрафик — веселое дело!
Сбыт оружия — тоже бабло…
Хашим Тачи! ты -
Нельсон Мандела!
Как же с родиной вам повезло!
Нас мытарили год или боле,
Как умеет лишь еврокагал,
Эту песнь униженья и боли
И Шекспир никогда не слагал.
Никого мы, брат, не защитили,
Не спасли ни ребенка, ни мать,
И ни храм, ни плиту на могиле
Мы взорвать не смогли помешать.
А погосты росли и гремели
Взрывы чаще, чем грозы
в горах.
Воевать мы, конечно, умели,
Только где он — неведомый враг?
Тот ли мальчик в рямках
и заплатах
Из семьи о двенадцати душ,
Что готов за ничтожную плату
Верить в самую черную чушь.
Та ли девочка, ангел окраин,
Что пластит волокла в рюкзаке
И расплакалась в нашей охране,
Зажимая два бакса в руке.
Эти пыльные села албанцев,
Этот мусорный ветер и стыд!..
Нищету, что готова взорваться,
Нам Господь никогда не простит.
Джентльмены таланта и лоска,
Что стоят у беды за спиной,
Отольется вам девичья слезка,
Детский страх и торговля войной.
Я жену потерял в Кандагаре,
Когда миной накрыло санчасть.
С той поры только в пьяном угаре
Мог на ласки девчат отвечать.
А увидел Айн и в окруженье
Своих скалоподобных бойцов
И забыл о войне, о служенье
И о прошлом, в конце-то концов!
Как рыдала она, как хотела
Умереть, мусульманка Айни,
И тряслась, и глазами блестела,
Как боялась отца и родни.
Мы в рюкзак ей продукты набили,
Я в конвой отрядил четверых,
И когда они в хату ступили,
У семьи переклинило дых -
Каждый был чуть поменьше медведя
И с базукою наперевес.
Я просил передать: вы в ответе
За девчонку — братья и отец.
Если с нею беда приключится,
Не сойдет вам пластит задарма,
Если вздумает кто сволочиться —
Всем мужчинам кердык и тюрьма.
И смутились они, и поникли,
А старик все аяты читал,
И склонялся в любви и молитве
В пояс русских солдат — аксакал…
А в Генштабе решили: не худо
Чужедальний поход завершить,
Потому — если ты не Иуда,
Неча вместе с иудами жить.
Нам три месяца дали на сборы,
Чтоб следы замести и забыть.
Ой, вы горы, скалистые горы!
Как же вас не хвалить,
не любить?!
Ой, вы горы, скалистые горы,
Где шпалеры лозы золотой!
Где за божьего сада просторы
Мир готов заплатить кровь — рудой.
Адриатики синяя бездна
И зеленые стены долин!..
И пока никому не известна
Оконцовка новейших былин.
Что там будет — позор или слава?
Кто напишет поэму про нас?
Прощевай же, Европа-шалава,
Так похожая здесь на Кавказ!
Нет, не поздно, родимые други,
Изваять золотую скрижаль,
Ту, где память любви и поруки,
За которую жизни не жаль…
А в итоге? Что было в итоге
Знает только сверчок-домосед.
Истекали балканские сроки,
И пора было топать отсед.
Но случились мои именины
И тайком забродил батальон,
Как умеют армейцы-мужчины —
Заговорщики с давних времен.
Перед штабом все роты построив,
Под оркестра удар духовой,
На крыльцо меня вызвали трое,
Образуя почетный конвой.
И в громовом «Ура!» коридоре,
Шаг чеканя, как перед Кремлем,
Мне бойцы, словно грозное море,
Тайный дар поднесли кораблем:
Это судно библейского сада
Все увитое свежей лозой,
В грузных гроздьях ядра-винограда,
Полных солнца и счастья слезой,
Та корзина плодов побережья,
В розах, лилиях — только взгляни!
Только где же я, Господи, где ж я?
В той корзине сидела Айни…
Это был батальона подарок,
Мне в ауле купили жену,
И купили считай что задаром —
Двести баксов за душу одну.
Я растаял… но принял за шутку,
Мол, отдайте девчонку отцу.
А друзья мне: «Комбат, на минутку,
Эта слава тебе не к лицу.
Как семья была рада калыму,
Как за внучку радел аксакал,
Эту пьесу, аля пантомиму,
И Шекспир никогда не слагал.
Нет в исламе дороги обратной,
