Алтарь - [28]

Наутро Векшин проснулся в твёрдой решимости не отказываться от службы. Нельзя остаться в городе и прожить всю жизнь, не ведая, что же на самом деле творится во внешнем мире. Кирилл понял, что должен разобраться в хитросплетениях правды, лжи и недомолвок, которые он слышал последние сутки. А потому принял холодный душ, позавтракал и собрался ещё до прихода Валентина Ефимовича. Когда тот вошёл, то застал Векшина смотрящим в окно на рассеивающийся утренний туман.

— Доброго утречка! Ну, как спалось, Кирилл? Что надумал?

Векшин обернулся и поздоровался.

— Самочувствие нормальное. Готов к службе.

— Вот и чудненько! — обрадовался директор. — Я вот тебе, так сказать, чемодан принёс, что твоя мать собрала. Посмотри — может, чего не хватает…

— Не стоит. Думаю, мама положила всё и даже больше.

— Тогда пойдём: внизу машина ждёт.

— А Мишка где?

— В машине. Пойдём.

Через пять минут автомобиль директора остановился у площади перед Шлюзом — единственным выходом из города за Периметр. На площади к тому времени уже собрались родственники призывников, учителя, одноклассники и друзья. На сооружённой за ночь сцене у памятника Герою-Пограничнику виновников торжества ожидали главные люди города: мэр с многочисленными помощниками, начальник милиции и вчерашний майор в солнцезащитных очках. Как только дверцы автомобиля открылись, духовой оркестр грянул «Прощание славянки». Михаил, Кирилл и Валентин Ефимович под звуки марша поднялись на сцену. Первым выступал мэр. Он долго и пространно рассуждал о чести и предназначении будущих Пограничников, а после вместе с повестками вручил каждому многофункциональный нож с дарственной надписью. Затем слово взял начальник милиции, чья речь о мужестве, героизме и подвигах была короткой, но содержательной. Последним к микрофону подошёл директор школы и, признавшись в гордости за свои успехи в обучении и воспитании таких превосходных Пограничников, как Векшин и Грачёв, уступил место призывникам. Выйдя вперёд, Михаил выпрямился, глубоко вдохнул и начал:

— Товарищи! Друзья! Я счастлив, что скоро вольюсь в ряды мужественных Пограничников. Счастлив, что оказался достоин стать защитником своей Родины, нашего города. Сегодня мы с Кириллом покидаем вас навсегда. Это страшно произносить и ещё страшнее осознавать. Но клянусь, что до последнего будем бороться с врагом и не отступим ни на шаг! — он на секунду замолчал, а затем, потрясая над головой кулаком, продекламировал:

— Не смять богатырскую силу,

Могуч наш заслон огневой,

И враг наш отыщет могилу,

В туманных лесах над рекой![8]

Слава Пограничникам! Ура!

В ответ над площадью громыхнуло многоголосое «Ура!» Михаил с гордой улыбкой вернулся на своё место. Проходя мимо Кирилла, бросил: «Ну, как я?!» Тот хлопнул приятеля по плечу и подошёл к микрофону.

Векшин смотрел на людей, собравшихся проводить их с Михаилом на службу, и понимал, что, возможно, видит всех в последний раз. В горле комом встала обида.

— Не забывайте нас, — наконец произнёс Кирилл. — Когда-нибудь мы обязательно вернёмся и принесём вам свободу! До встречи, друзья.

Снова зазвучал марш, а Валентин Ефимович обнял своих учеников и сказал:

— Молодцы, ребятки! Хорошо выступили. Идите, попрощайтесь с родными.

Спустившись со сцены, призывники оказались в настоящем водовороте: все стремились пожать им руки и сказать напутственные слова. Наконец, к Кириллу протиснулась мать и крепко обняла его.

— Служи там хорошо, сыночек. Не позорь родных… Нас вспоминай.

Заметив, что сын увидел рыдания матери Грачёва, она, оправдываясь, проговорила:

— А я не плачу, Кирюшенька. Не плачу. Вчера уж всё выплакала…

— Всё будет хорошо, мама, — успокоил Кирилл. — Когда-то же должна закончиться эта война. Надеюсь, очень скоро. Мы победим, и я вернусь, мама. Жди. Обязательно вернусь… А дед где?

— Там, — махнула рукой в сторону мать. — Он в самую толкучку не полез.

— Я сейчас… — Кирилл выбрался из толпы и, увидев неподалёку опирающегося на костыль деда, подбежал к нему.

— Вот я и ухожу… До свидания, дедушка.

— Врежь им там всем по первое число, внучёк, — старик обнял Кирилла и с силой похлопал его ладонью по спине. — За нас за всех…

— Обязательно, дед, обязательно, — на глаза навернулись слёзы.

— Товарищи призывники, — прокатилось над площадью. — Время.

— Всё. Пойду, — сказал Кирилл и побежал к Шлюзу.

Над воротами горела красная лампа. Караульный нажал кнопку, укрытую в металлический короб сбоку от входа, и створки стали медленно открываться. Оркестр продолжал играть.

— Вы там держитесь вместе, — напутствовала мать Кирилла.

— Присматривайте друг за другом, — вторила ей мать Михаила.

Когда ворота открылись полностью, лампа поменяла цвет на зелёный.

— Пора, ребята, — поторопил начальник городской милиции. — Удачи вам.

Призывники сделали несколько шагов внутрь Шлюза и повернулись к провожающим. Створки начали сдвигаться, и в течение этой невыносимо длинной минуты все, не переставая, махали друг другу на прощание. По щекам Кирилла текли слёзы. Слёзы, вызванные не только горечью расставания, но и бессилием что-либо изменить. Наконец, ворота с грохотом закрылись. Стихла музыка. Кирилл вытер слёзы рукавом и огляделся. Приятели стояли в большом хорошо освещённом ангаре с двумя воротами в противоположных стенах. Ангар обычно использовался для обмена грузами между Периметрами, и Векшин с Грачёвым не раз участвовали в разгрузке автомобилей с местных фабрик и погрузке ящиков, прибывших извне. Сейчас в помещении было пусто, и призывники двинулись ко вторым, внешним, воротам.