Алтарь без божества - [42]

Будучи в деревне Кухтичи, беседуя со многими людьми: руководителями, специалистами, механизаторами, полеводами, – я увидел, как высоко ценят они трудовой подвиг на земле, гордятся тем, что этот подвиг совершил их земляк Анатолий Иванович Астапчик.

Младшая сестра

Вскромном синего цвета платье, застенчиво улыбаясь, тоненькая, смуглолицая девушка сошла с трибуны. И глядя на неё, немножко растерявшуюся, не верилось, что это ей минуту назад шумно рукоплескал Колонный зал Дома союзов, где она выступала перед делегатами съезда. Представители 16-миллионной армии членов профсоюза рабочих и служащих сельского хозяйства и заготовок слушали её – механика-водителя хлопкоуборочной машины. Закончила она стихами на родном азербайджанском языке, которые в переводе прозвучали так:

Страна Советов – даль без края.

Знамена плещутся огнем.

Идет, идет страна родная

Всегда вперед, не уставая,

И молодые – за рулем.

Сона Гамзатовна Казиева – хлопковод совхоза № 5 Ждановского района Азербайджанской ССР. С детства она мечтала стать учительницей. И, наверное, уже учила бы детишек, если б не печальный случай со… старшей сестрой Севиль, имя которой носит сейчас хозяйство.

Севиль была первой девушкой в Азербайджане, освоившей профессию механика-водителя хлопкоуборочного комбайна. Веселая, общительная, она личным примером увлекла в училище механизации своих сверстниц и подруг Делафруз Аджафулиеву, Солмаз Камбарову и других. Это ее слова: «Машины – на поля, кетманы – в музей!» – стали окрыляющим призывом, который потом требовательно смотрел с плакатов, газетных страниц.

Она трудилась на славу, она шла впереди. Роковой случай оборвал ее жизнь. Севиль погибла в поле, за рулем машины. Печальная весть поколебала уверенность в избранном пути у многих её последовательниц. Тогда-то Сона, младшая сестра Севиль, и решила стать механизатором. У нее тоже был страх перед машиной. К тому же она уже училась в Педагогическом институте. И все же подала заявление в сельское профессионально-техническое училище. Воспитанница Ленинского комсомола, она не могла поступить иначе.

И вот Сона Гамзатовна руководит комплексной механизированной бригадой в том же хозяйстве, где трудилась ее сестра. В прошлом году бригада получила по 28 центнеров хлопка-сырца с гектара вместо 20 по плану. А в этом году думает повысить урожайность до 30 центнеров.

Любят и уважают Сону в коллективе за неутомимость в работе, общительность, умение понять душу другого человека, за стремление всегда прийти на помощь товарищу. Член рабочего комитета совхоза, Сона всегда в гуще общественных дел: то добивается открытия клуба на отделении, то хлопочет о строительстве жилого дома, то ведет нелицеприятный разговор с нарушителем дисциплины…

Знают Сону и в средней школе, что находится на территории совхоза. Как никто другой, может она подобрать ключики к сердцам мальчишек и девчонок, юношей и девушек. Ведь это благодаря ее пропагандистским усилиям, искренним выступлениям перед учащимися остались в родном селе бывшие школьники Башир Агаларов, Бенуша Рустамова, Дильбар Мамедова и многие другие. Работая в совхозе, они получают от своего труда такое же удовлетворение, как и их наставница Сона Казиева.

– А я, – говорит Сона, – испытываю истинное удовольствие от работы. И не мыслю жизнь без подруг-хлопководок, без села по имени Комсомольское, без жаркой степи за околицей, что весной голубеет от синих тюльпанов, без полей, на которых колышется хлопок.

– А как же мечта – стать учительницей?

– Я не бросила педагогический институт, учусь на филологическом факультете заочно.

– Так, значит, скоро оставите поле, комбайн?

Сона помолчала, потом, как бы рассуждая вслух, проговорила:

– Знали бы вы, как разбираются девчата и ребята нашей бригады в литературе, какие интересные читательские конференции бывают у нас! Отрадно чувствовать, что трудишься вместе с такими людьми и что в какой-то мере способствуешь росту их культуры. Нет, я не думаю оставлять работу механизатора. Сначала испытывала чувство долга. А теперь… Теперь просто не могу без нее.

Всадник времен гражданской

Фашисты шли на них во весь рост. Шли самоуверенно, нагло. Сыпали огнем автоматы. Раскалываясь под ударами их сапог, брызгали родовой мякотью кавуны.

«Как звери», – мелькнуло у него в голове.

Потом, когда он увидит разоренные села и города, детские обожженные трупы, расстрелянных стариков и женщин, он вспомнит эту мелькнувшую в его первом бою мысль, и убеждение, что фашисты – звери, наполнит его сердце еще большей ненавистью к врагу. И даст ему, уже не рядовому бойцу, а старшему политруку (это звание Ткачу присвоят вскоре после боя на бахче, победного для них, необстрелянных ребят), и силу, и мужество в кровавой схватке с теми, кто посягнул на самое святое для него – на жизнь советских людей, на наш строй, который он, Михаил Ткач, утверждал, как мог, до войны и который утверждал его – как коммуниста, борца за наши идеалы.

….Батрацкий сын, познавший холод и голод, и панскую нагайку, Михаил Ткач был поднят на ноги и вскормлен Великим Октябрем. Сам он в слово «вскормлен» вкладывает не только образный, но и прямой смысл. С шестилетнего возраста оказавшийся в людях – у отца и матери было девять детей, он впервые поел досыта только при новой власти, когда приехал в Одессу из-под Винницы, чтобы устроиться на завод. В рабочей столовой оборванный, изнуренный парнишка получил полное блюдо борща и столько же гречневой каши.