Алракцитовое сердце - [30]

Глава четвертая. Возвращение

- I -

Обычно подолгу мучавшийся бессонницей, в этот раз Деян уснул сразу, едва лишь отстегнул протез и растянулся на кровати: сказались облепиховка и усталость.

Ему снился заснеженный лес, окруженная орешником поляна. Небрежно слепленная крепость посреди нее: невысокая, в полроста, но вместо лоскутка-"знамени" на башне - насаженные на палку-флагшток, будто на вертел, тетрадные листы.

На поляне были все: Эльма и Петер, Кенек и Барм, Халек, братья, родители, даже Киан и Беон, Солша и Вакир. Игра шла который час, и пора было ей закончиться, но валил крупный снег, засыпая "волшебный круг" у крепости, заслоняя игроков. Никто не мог друг в друга попасть, отяжелевшие снежки падали на землю, не долетая до цели.

Сначала Деяну отчего-то не хотелось, чтобы игра заканчивалась; снег валил все сильнее, слепил. Сквозь белую пелену и вой ветра прорывались только смутные тени, смех, голоса. Трещали деревья, снежные шапки падали с веток с мягкими хлопками. Лаяли собаки, и кто-то кричал в лесу.

- Серая! - попытался окликнуть Деян, но снег забился в рот, залепил глаза.

Что-то шло не так.

Он остался один в белой пустоте - бесполезный лже-чародей с глупым прозвищем Цапля. Вокруг выла пурга, и кто-то отчаянно кричал за ее стеной, кто-то бранился, проклиная все на свете. Что-то пошло не так. Когда? Почему?

"Что... Господь всемогущий!"

Деян рывком сел на лавке, сбросив одеяло. Поляна исчезла, белый холод сменился жаркой темнотой.

- Приснится же такое, мрак бы...

Он осекся. Где-то в Орыжи закричала женщина - надрывно, протяжно. Заснеженная поляна осталась сном. Но это ему не приснилось.

- Тихо. Не шуми. Не зажигай свет.

Напряженный шепот Эльмы доносился от окна: девушка сидела, накинув шаль поверх длинной ночной сорочки и приникнув к щели между занавесками.

- Голем вернулся? - одними губами спросил Деян, наощупь пристегивая протез.

- Нет. Хуже.

"Что может быть хуже?"

Он, как сумел, тихо проковылял к окну. С улицы смутно слышались голоса. И среди них - бас Кенека Пабала.

- Эл, но это же!..

- Молчи! - Эльма ладонью зажала ему рот. - Тише, Деян, Господа ради... Взгляни сам. С ним... Теперь понимаешь?

Она убрала ладонь: в этом больше не было нужды. Понимать Деян по-прежнему ничего не понимал, но происходило что-то... ненормальное. Чего не могло, не должно было происходить. Он ущипнул себя за руку, надеясь проснуться, но ничего не изменилось.

Во втором по счету доме напротив - в его родном доме! - горел свет: крики и брань, что его разбудили, доносились оттуда. Но не только: казалось, везде, со всех сторон за окном кто-то выл и плакал, кричал, ругался. Длиннобородый мужик в лохмотьях тащил по улице полураздетую внучку Киана, держа во второй руке ярко разожженный факел. Другой мужчина шел следом и, когда девушка спотыкалась, тыкал ее в спину длинной железной палкой, в которой Деян, прищурившись, распознал ружье.

- Кажется, они все дезертиры. Кен навел их сюда, и сам он... вместе с ними, - прошептала Эльма.

Кенек Пабал - он держал лампу, потому его высокая стройная фигура в изодранном мундире была хорошо различима среди других, - стоял спиной к калитке Догжонов, опираясь на ружье, и препирался с кем-то. Рядом с Кенеком стояла пара таких же заросших и оборванных мужиков.

- Как ты только мог, болван пустоголовый, подлец!

Деян узнал голос кровельщика Матака Пабала, отца Кенека.

- Да будет тебе. Им же лучше, не то так бы и померли девицами, - сиплым баском отвечал Кенек. - Дурного не будет, если не станете противиться.

- Негодяй, подонок!

- Не груби, отец. Мы не те проходимцы, что тебе, старику, днем бока намяли. Но кто станет брыкаться - тот сам виноват... Сидите смирно, и дурного не будет, - снова повторил он, как по заученному. - Ребята обещали. Сам гляди: даже халупу взяли на постой ту, какая хозяевам больше без надобности.

- Кончились их надобности, - хмыкнул один из мужиков: голова у него была перевязана белой тряпкой. Оружия, с виду, не было. - И ваши вскорь кончатся: за нами бергичевцы придут. Скоренько придут. Они такое с людьми творят, о чем тебе, дед, лучше не знать: спать не сможешь. Тебе б не на нас пасть разевать, а скарб собирать и топать отсель, столько топать, насколько силушки в ногах хватит.

- Ты пока иди домой, бать. Я попозже зайду: у меня тут дело еще, - сказал Кенек, в этот миг обманчиво похожий на себя-прежнего. Теми же словами он, случалось, отговаривался от отца, когда тот кликал его из лесу.

- Да-да, топай, дед, - снова встрял мужик с перевязанной головой. - А то сержантова жена состариться успеет, пока мы тут с тобой.

- Мы уж устали гадать, так ли она хороша, как он баял, - вклинился второй. Из одежды на нем были только драные штаны и куртка на голое тело, а к дулу ружья прикреплен длинный штык. - И эта, вторая, как бишь ее там...

- Вторая - моя. Забыл уговор? - прорычал Кенек.

- Помним, помним, Кен. - Мужчина с перевязанной головой примирительно поднял руку. - Но ты не томи, не задерживай.

Когда внучку Киана вталкивали во вскрытый дом Химжичей, дверь широко распахнулась, и крик стал громче - всего на миг, но достаточно, чтобы можно было узнать голос младшей сестры Солши, Талимы Свирки.