Алмон - [14]
— Я будто сам себе вырвал сердце, — сказал полуволк, видимо продолжая давно идущий разговор. — Дал обещание, а не сдержал его.
— Это не твоя вина.
— А чья? Я перечеркнул все ее дороги. Смерть слишком легкий путь для меня, я не этого пути искал.
— Ты желал бы вернуться?
— Разве здесь, — Алмон обвел взглядом сияющий, изменчивый мир Высокого Космоса, — имеют значения мои желания?
— Если ты не утратил способности мыслить, чувствовать и сострадать, всё имеет значение.
Мимо с воем проносились тугие огненные клубки, но они и волоса они не трогали на седой голове старика. Учитель подошел к едва заметно двигающемуся сгустку голубых глубинных энергий, присел и жестом подозвал Алмона.
— Все, что ты видишь, Алмон, соткано из единых и вечных законов Вселенной, и законы эти постоянны и нерушимы. И от одной лишь малой попытки хоть что-то изменить, возникнет величайший хаос. Я не могу вернуть тебя в Жизнь так, как хочешь этого ты.
— К чему мне готовиться, Учитель?
— В моей власти дать тебе шанс, Алмон, — уклонился от ответа Учитель. — Дать шанс переступить Границу в обратном направлении и вернуться в Жизнь.
— Я согласен на всё.
— К сожалению, это не так просто, как хотелось бы.
— Если это мой единственный шанс, то он мне нужен. Мне необходима именно эта жизнь, эта судьба.
— Хорошо, Алмон. Если ты не сможешь, не справишься, если повлечешь за собою слишком много бед, я вернусь за тобою.
— Благодарю, Учитель.
Вечер собрания шел своим чередом. Патриций не выпускал Ластению из поля зрения. Стоя у центральной напольной вазы с причудливым букетом малахитовых цветов, девушка разговаривала с каким-то человеком в ярко-красном, раздражающем глаз одеянии. Допив вино, Георг поставил кубок, поднялся из-за стола и спустился в Залу, окунаясь в пестрое, говорливое море людское. И вскоре подошел к центральной напольной вазе. Увидав Георга, собеседник Ластении замер, и, словно весь подобрался, но с места не сдвинулся.
— Рад вас приветствовать, — Владыка поцеловал руку Ластении, вскользь взглянув не ее собеседника.
Ластения улыбнулась, рассматривая Владыку удивительными золотистыми глазами. Она именно рассматривала его, просто и чисто, как смотрят на известную картину, о которой много слышали, но ни разу не видели. Патрицию понравился этот взгляд.
— Извините за наглость, Георг, — подал голос мужчина в красном, и Патриций медленно перевел на него взгляд, — мне необходимо говорить с вами.
— Да, и впрямь наглость. Говори кратко.
Человек этот был довольно высокого роста и мощного телосложения, что еще больше подчеркивалось его костюмом. Черты тяжелого крупного лица казались высеченными из ржавого камня, и весь, целиком, он производил некое квадратное впечатление.
— Я хотел бы спросить у вас, Повелитель, не нужен ли вам палач?
— У меня уже есть.
— Это не имя, это профессия. Меня зовут Дор и я профессиональный палач, у меня три диплома и большая практика. Если бы я смог надеяться… Дворцовая Каста Палачей… моя профессия… — под взглядом Георга он начал теряться в мыслях и словах.
Патриций усмехнулся одними уголками губ:
— Ты прав. «Палач» — не имя, но так же и не профессия, это призвание, это почти искусство и научиться такому ремеслу невозможно. Головорубы мне не нужны. Ступай.
Дор поспешно растворился в толпе, а Патриций взглянул на Ластению.
— Мне сложно выразить словами свои чувства, как рада я знакомству с вами. — Ластения смотрела на Георга со светлым восторгом в глазах.
Ее мелодичный голос навел Патриция на мысль, что она должна прекрасно петь.
— Вы правы. Я тоже считаю, что чувства под час не возможно выразить словами. Хотел бы предложить вам небольшую прогулку по Дворцу, с надеждой, что вас это заинтересует.
— Прогулку по Дворцу? — эхом прозвучал ее голос, и золотистые глаза Ластении сделались растерянными, почти встревоженными.
— Не волнуйтесь, дитя прекраснейшей планеты, — мягко улыбнулся Георг. — Я лишь хочу показать вам немного скрытых от посторонних глаз Дворцовых чудес. Да и рядом со мною вы в полнейшей безопасности. Нет безобиднее места, чем рядом со мною, видите, даже Дракула с Палачом стараются держаться рядом, чтобы чувствовать себя спокойно, потому что я — олицетворение безопасности.
Ластения рассмеялась и, вскоре, рука об руку, они покинули Малахитовую Залу.
Тяжесть ушла, слетела с лица сиреневая пелена, вернулись на свои места серые стены и световые шары. Забившись в угол кровати, Анаис в ужасе посмотрела на полуволка. Должно быть, почувствовав ее взгляд, он приподнял голову и шумно втянул ноздрями мертвый воздух.
— Алмон, — жалобно проговорила она, — ну разве же смерть не освобождает от всех долгов и обещаний? Какую ненависть мне испытывать к себе теперь за то, что вынудила тебя на обещание всегда быть рядом со мной? Ты прервал свой путь в Высоком Космосе, чтобы вернуться зверем? Лучше бы ты убил меня, Алмон…
