Алмазный башмачок - [47]

Михаэль появился в ее спальне, облаченный в домашний халат из коричневого бархата. Парик он снял, а его седеющие волосы были собраны на затылке. На макушке поросль начала заметно редеть, являя резкий контраст с кустистыми бровями.

Матильда осталась у двери. Князь приблизился к кровати. Внимательно оглядев свою жену, он неожиданно улыбнулся. Но Корделии снова пришел на ум звериный оскал, и она не позволила этой улыбке обмануть себя. Она поймала себя на том, что все еще держит локон во рту, и поспешила заправить его, весь мокрый от слюны, за ухо.

— Совершенно детская привычка, — заметил князь, присаживаясь на край кровати. — Хотя что удивляться — вы очень молоды.

— Я вырасту, милорд. — Корделия решила не показывать ему своего испуга и посмотрела прямо в глаза.

Михаэль с минуту не двигался, а потом бросил через плечо Матильде:

— Оставь нас, женщина.

Дверь мягко захлопнулась за Матильдой. Михаэль наклонился над кроватью, взял Корнелию за подбородок и прижался к ее губам. Корделия от отвращения закрыла глаза и, когда он еще крепче прижался к ней, лишая воздуха, стала биться, чтобы вздохнуть. Она ощутила, что его язык пытается проникнуть к ней в рот, и изо всех сил сжимала губы, чтобы не позволить ему этого. В конце концов он выпрямился, отпустив ее подбородок. Открыв глаза, она по его оттопырившемуся халату поняла, что князь возбудился.

— Вот как, вы девственны и неопытны? — с нескрываемым удовлетворением произнес он. — Вам следует научиться с большей готовностью откликаться на желания мужа, дорогая моя.

Поднявшись с кровати, он несколько секунд смотрел на девушку, уперев руки в бедра, и она видела, как вздрагивает под халатом его возбужденная плоть.

Она и в самом деле весьма соблазнительна, думал Михаэль. Испуг и невинность делали ее очень привлекательной.

Отнюдь не менее привлекательной, чем изысканная опытность Эльвиры. А исходящий от нее аромат юности, свежесть ее кожи, серо-голубые глаза в обрамлении иссиня-черной волны волос представляли собой великолепный контраст тем случайным проституткам, с которыми он развлекался время от времени после смерти Эльвиры.

— Начнем завтра, — произнес он, поворачиваясь к выходу. — Рано утром мы выезжаем в Париж.

— Но мне казалось, что королевское семейство останется здесь еще на несколько дней, — удивилась такому повороту событий Корделия.

— Нам нет необходимости оставаться здесь с ними, — процедил князь — Вы не состоите при дворе супруги наследника престола, моя дорогая. И от вас не требуется постоянно находиться при ее особе. Вас ждет собственная жизнь.

Дверь за ним захлопнулась. Корделия провела тыльной стороной ладони по лицу, пытаясь избавиться от ощущения его губ. Сколько она себя помнила, жизнь Тойнет постоянно переплеталась с ее собственной. С самого раннего детства они делились друг с другом тайнами, радостями и тревогами.

Обе они представляли себе, что принцессу ждет великое поприще, тогда как Корделии суждено будет погрузиться в частную жизнь, навязанную ей равнодушными людьми. И все же вплоть до этого момента Корделия не совсем еще понимала, как далеко разойдутся их жизни, когда каждой придется пуститься в будущее своей дорогой.

И только теперь она осознала, как одинока.

— Мы увидим сегодня вечером нашу новую маму, мадам? — спросила Сильвия, засовывая в рот кончик большого пальца и тут же сплевывая. От волнения девочка совершенно забыла про мерзкого вкуса пасту, которой он был намазан.

— Начало венчания назначено на шесть часов, — отвечала мадам де Неври. — И я совершенно не представляю, в котором часу ваш отец и его жена вернутся домой. Но так как князь ничего мне не сказал, то, полагаю, к тому времени вы уже будете спать. Думаю, княгиня захочет увидеть вас утром.

Гувернантка взяла в руки Библию.

— Ну а теперь заканчивай свое шитье, Сильвия. Амелия, шов получился у тебя косым. Распори его и сделай заново.

Произнеся это, Луиза возобновила чтение вслух книги Иова.

— Интересно, понравимся ли мы ей? — прошептала Амелия сестре еле слышно, так что никто, кроме Сильвии, не смог бы разобрать ее слов. Они привыкли общаться таким образом, едва шевеля губами, склонив головы друг к другу.

При этом они не прекращали работу над шитьем.

— Может, и не понравимся, — отвечала ей сестра. — Возможно, она будет совсем как папа. Все время будет занята при дворе.

— Ты что-то сказала, Сильвия? — бросила на них острый взгляд из-под пенсне гувернантка.

— Нет, мадам, — покачала головой Сильвия, подняв на-;. нее полный невинности взгляд от двух измятых кусочков материи, которые она пыталась сшить.

Гувернантка подозрительно посмотрела на сестер. Две абсолютно одинаковые головки склонились над шитьем, две пары пухлых ручонок сражались с иголками и нитками.

— Я не хочу слышать от вас ни одного слова, пока не закончу чтение, — объявила она, снова принимаясь за Священное писание.

Маленькая ножка Амелии наступила на ножку сестры.

— Могу я спросить вас, мадам, придет ли после венчания месье Лео?

— Понятия не имею.

Амелия замолчала. Месье Лео явно был нежелательной темой для гувернантки. Она питала искреннюю антипатию к виконту.