Алмазные псы - [243]

Кто-то желал с ними поговорить.

Над обеденным столом появилась человеческая голова, составленная из пикселей. Лицо было невероятно старым, череп словно пергаментом обтянут. Казалось, перед ними предстала мумия.

Ирравель узнала лицо.

– Это он, – сказала она. – Ремонтуар. Каким-то образом дожил до этого дня.

Маркарян медленно кивнул:

– Наверное, вспомнил нас и догадался, где искать. Мы все еще видны, даже через тысячи световых лет. Вряд ли в мире осталось так уж много объектов, движущихся с релятивистской скоростью.

Ремонтуар рассказал свою историю. Двадцать тысяч лет назад (намного больше для Маркаряна и Ирравель, поскольку сигнал тысячи лет шел к ним через Галактику) его народ укрылся в системе пульсара. Как и множество других людских сообществ, они видели надвигавшееся пятно; как и многие другие, понимали, что оно не трогает пульсары – выгоревшие звездные оболочки, вокруг которых редко попадаются планеты. Подобие разума, управлявшее пятном, видимо, сознавало, что пульсары бесполезны: даже если удастся создать вокруг такой звезды дайсоновское облако, там не хватит солнечного света, чтобы сфокусироваться на нем.

Вот уже тысячи лет они ждали, затаившись возле пульсара, действовали как можно осторожнее, стараясь не привлекать внимания, смотрели, как другие цивилизации совершают ошибки и привлекают к себе пятно. Ведь теперь оно расценивало любой разум как угрозу и быстро приспосабливало для себя оружие, которое использовали против него.

Затем в течение долгих тысячелетий народ Ремонтуара наблюдал, как пятно обучалось и адаптировалось, будто огромная нейронная сеть. В конце концов оно заинтересовалось теми немногими пульсарами, вокруг которых вращались планеты. Люди поняли, что в скором времени их убежище будет раскрыто.

– Помогите нам, – просил Ремонтуар. – Пожалуйста.

Три тысячи лет понадобилось пятну, чтобы добраться до них.

Все это время народ Ремонтуара жил одной лишь верой, ведь сочленители не знали, идет ли к ним помощь. В первую тысячу лет они покинули систему, ужав свое сообщество до минимально необходимого ядра в несколько сотен тысяч человек. Немногочисленные уцелевшие перенесли культурный материал, который им удалось сохранить за долгие века борьбы с пятном, в полое каменное тело и с помощью разгонного двигателя направили его подальше от галактической плоскости, используя в качестве топлива сам камень. Импровизированный корабль назвали «Надеждой». Сочленителям пришлось прибегнуть к миллионам разных уловок, чтобы провести «Надежду» через осаждавшие их орды саранчи.

Почти все пассажиры «Надежды» две тысячи лет провели в одиночестве в криосне, пока до них не добрались Ирравель и Маркарян.

– Из «Надежды» получится превосходный щит, – сказал Маркарян, когда они были уже близко, – если вдруг кто-то из нас решится нанести упреждающий удар…

– Не думай, что я на такое не способна.

«Ирондель» и «Хидэёси» расположились по обеим сторонам от темного каменного осколка, подготовили поля для захвата, приблизились.

– Почему же ты этого не сделала?

Ирравель не сразу нашлась с ответом. А потом все поняла и удивилась, как это он не пришел в голову раньше.

– Потому что месть нужна мне меньше, чем мы нужны им.

– Высшая цель?

– Искупление.

«Надежда», галактическая плоскость – около 40 000 г. н. э

Времени было в обрез. Приближаясь с севера Галактики, они привлекли внимание саранчи и направили ее прямо к маленькому, но столь важному обломку скалы. Пятно аннигиляции надвигалось на скорости, равной половине скорости света. Когда оно достигнет «Надежды», скала превратится в темнейшую из туманностей.

Сочленители взошли на «Ирондель» и пригласили Ирравель на «Надежду». После всех тех десятилетий субъективного времени, которое прошло с момента последней планетной высадки, вырезанные в скале залы показались ее детям райским местом. Но этот рай был обречен. Заброшенные биомы посерели, будто сочленители уже давно махнули на все рукой.

Рядом с высеченным в скале озером, поверхность которого была подернута серой пылью, Ирравель встретил Ремонтуар. Половина солнечных панелей, установленных на высоком ячеистом потолке, не работала.

– Ты пришла. – Облаченный в простую робу, он принадлежал к раннему виду сочленителей: его анатомия почти не отличалась от человеческой.

– Ты же не Ремонтуар? – спросила Ирравель. – Ты на него похож, голос такой же, но в полученном мной сообщении он был гораздо старше.

– Прошу прощения. Его имя выбрали потому, что оно вам знакомо, и меня сделали похожим на него. Мы выискали в наших общих воспоминаниях те, что принадлежали существу, некогда известному вам как Ремонтуар… Но он жил очень давно, и мы никогда не называли его этим именем.

– А как вы его называли?

– Даже ваша мозговая кора, Ирравель, измененная жонглерами, не сможет воспринять это имя.

Ирравель не могла не спросить:

– Он смог вернуться в сообщество себе подобных?

– Конечно, – ответил собеседник таким тоном, будто вопрос показался ему глупым. – Как иначе мы бы впитали его воспоминания в Транспросвещение?

– А он меня простил?

– Я вас прощаю прямо сейчас. Это то же самое.

И Ирравель заставила себя видеть в нем Ремонтуара.