Алмазное сердце - [19]

— Я решил, что дэйни Милисенте в делах любовных больше подойдет роль наперсницы и тайной помощницы. Это увлекательно, романтично. И это, несомненно, доброе дело, которое к тому же не требует поступков, способных бросить тень на ее репутацию.

— Но что станет с бедной девушкой, когда все откроется? — Унго уже понял, в чем заключается моя идея.

— Ничего не станет. Если она не настолько глупа, как может показаться на первый взгляд, будет держать язык за зубами. Да и что откроется? Считаешь, красотка Виктория сразу же отправится к капитану городской стражи заявлять, что у нее пропали письма, которыми она шантажировала бывшего любовника?

Чувствовал ли я угрызения совести, обманывая это наивное создание? Скорее нет. Это ведь был взаимовыгодный союз: я получал информацию, а Сана — маленькую роль в романтической истории, которая несказанно разнообразит ее скучную жизнь. Я признался ей в своей любви к Виктории, с которой якобы познакомился на одном из столичных приемов, и уже через пять минут получил столько информации об объекте своей «страсти», сколько не вытянул бы из юной лекарки и агент королевского сыска. К сожалению, в большинстве своем это были совершенно бесполезные сведения, но главное, что девушка с участием отнеслась к моим безответным чувствам, и я был уверен, что за несколько дней узнаю от нее все, что нужно.

Конечно, я думал и о том, что, расставшись со мной, она тут же помчится к Виктории и расскажет о тайном воздыхателе. Тогда все усложнится и придется изображать влюбленного уже перед самой дэйной шантажисткой. Но волчье чутье подсказывало, что этого не произойдет.

Хотя какое-то смутное и не очень хорошее предчувствие все же было…

Лисанна

Прежде я лишь в книгах встречала подобное и предположить не могла, насколько чувства меняют людей… или оборотней… метаморфов… Не важно! Джед, точнее, дэй Джед Селан (хоть он и разрешил обращаться к нему по имени) предстал передо мной совершенно в ином свете.

Примчаться за тысячи миль, чтобы хоть издали увидеть женщину своей мечты! Лишь увидеть, так как у него не было ни малейшей надежды на взаимность. Пробраться в сад, рискуя быть замеченным, и ждать, зная, что она, быть может, вообще не выйдет сегодня из дома… До чего же это прекрасно!

Поначалу я и слушать его не хотела, но после уже не могла закончить разговор. Мужчине нужно было поделиться переживаниями, поговорить с кем-то, кто был более или менее близко знаком с предметом его грез. Ему любопытно было, как Виктория проводит день, чем интересуется. Он хотел знать о ней каждую мелочь: какую комнату на вилле она занимает, что, сад или море, видит, просыпаясь, из окна. Словно невзначай, скрывая ревность, пытался выведать у меня, с кем она встречается, не получает ли писем, а если и получает, то от кого, и хранит ли эти послания. Я рассказала ему все, что знала, но этого конечно же было недостаточно, и мы условились встретиться снова.

Виктории он просил ничего не говорить: их знакомство, оставившее неизгладимый след в его душе, было недолгим, и теперь он боялся, что она его не вспомнит. Увы, наверное, только в книгах любовь с первого взгляда бывает взаимной, а в жизни один страдает, а другой… Другой, ничего не подозревая, ковыряет вилкой салат.

Дело было за ужином, разговор с Джедом не шел у меня из головы, и я раз за разом прокручивала его в мыслях, рассеянно наблюдая за Викторией.

— Теперь в этом доме два задумчивых молчуна, — сказала дэйна Агата. — И сидят друг напротив друга — словно в зеркале отражаются. Милисента, милая, вы тоже гадаете, где бы раздобыть денег на покупку очередного племенного жеребца?

Я спешно согнала с лица отрешенную задумчивость, а сидевший напротив дэй Стефан никак на это замечание не отреагировал.

— Так-то лучше, — кивнула баронесса, поймав мою вымученную улыбку. — А то я, взглянув на вас обоих, ненароком подумала, что вы были бы неплохой парой.

Я поперхнулась и закашлялась, а хозяйка рассмеялась:

— Не волнуйтесь, дорогуша. Пока вы ничем передо мной не провинились, чтобы я всерьез желала вам такого счастья.

— Ну зачем же вы так, матушка? — вступилась за пасынка Виктория. — Наш Стефан — завидный жених…

— У тебя всегда был дурной вкус, — сухо оборвала ее свекровь. — Иначе ты вряд ли вышла бы за его папашу.

— Зато у Генри, упокой Создатель его душу, вкус был хороший, — развязно заметил нетрезвеющий дэй Герберт, с ухмылкой рассматривая вдову покойного кузена через бокал с розовым вином.

Как я отметила в письме Милисенте, отношения в этой семье нельзя было назвать теплыми и родственными. Но меня поразило, что дэйна Агата, невысокая хрупкая старушка самого благостного вида, в день прибытия встречавшая меня ласковой улыбкой, так пренебрежительно отзывается о собственном внуке, а что еще хуже — о покойном сыне.

Виктория на слова баронессы не обиделась, а реплику дэя Герберта вообще пропустила мимо ушей. Она посмотрела на меня, на Стефана, жующего теперь спаржу, и улыбнулась каким-то своим мыслям.

— Вы все-таки подумайте, Милисента, — сказала она мне. — В наше время нелегко найти достойную партию.

Прозвучало это как шутка, но никто не смеялся.