Алмаз в воровскую корону - [28]

Куприянов внимательно посмотрел на капитана. Теперь перед ним был совершенно иной человек — исполненный чувства собственной значимости, вряд ли он помнил о шумных застольях, проведенных в одной компании. Власти у него сейчас предостаточно, если Сидорчук разрядит в Куприянова всю обойму, то вряд ли будет проводиться даже служебное расследование. Найдется немало свидетелей, как бедный подполковник Куприянов, изловчившись, стал сам прыгать на пули.

В «Смерше» все было не так, как у их коллег из армейской разведки. Они часто скрывали даже звания, предпочитая носить погоны на пару звездочек меньше. Скромняги, блин!

Кивнув, Куприянов направился к выходу, понимая, что более никогда не вернется в этот дом. Внутри крепко щемануло, подержало несколько секунд за душу да и отпустило ее на покаяние.

Ничто не говорило об аресте, даже ремня со штанов Куприянова не сняли. Конвоя за спиной тоже не было, обстановка почти домашняя. Полковник Ершов долго мешал в кружке чая колотый сахар, прежде чем обратил внимание на Куприянова. В какой-то момент Степану показалось, что он и арестанту предложит хлебнуть крепко заваренного чайку. Однако этого не случилось — откинувшись на спинку стула, полковник вдруг озабоченно, явно сочувствуя Куприянову, спросил:

— Как же это тебя так угораздило?

Секунду Степан соображал, как следует вести себя с прежним приятелем, после чего отвечал:

— Это вы о чем?

Полковник изобразил удивление:

— Официально, значит? Ну-ну… Как же о чем? Расстрелял почти всю группу диверсантов! А ведь с немецкой разведкой можно было бы вступить в радиоигру. Ты лишил нас очень хорошего шанса попудрить противнику мозги.

— Остался в живых именно радист, — хмуро заметил Куприянов.

Полковник Ершов был направлен в Ялту из Главного управления контрразведки. В его задачу входило организовать эффективный розыск вражеской агентуры на территории Крыма. Кроме того, он являлся большим специалистом по радиоигре с противником, власть его на территории Крыма была огромной.

Начальник контрразведки обхватил кружку ладонями, пытаясь согреть озябшие пальцы. В комнате было прохладно, и Куприянов невольно поежился.

— С утра лучше всего бодрит чай, — уверенно сказал Ершов. — Плюхнул полпачки на кружку, и хорошо! Сердечко стучит, разгоняет кровушку по жилам, а на душе радостно становится… Так вот, я тебе хочу сказать, радист не та фигура, чтобы знать все! Все может знать только старший группы. — Прищурившись, полковник спросил: — А знаешь, кто из них был начальником группы?

— Тот, что с орденом.

— Верно, — одобрительно хмыкнул Ершов, — он самый… Как ты догадался?

— Ну так начальство трудно не угадать. Мы тоже выслеживали эту группу.

— Хочешь сказать, что разведки не согласовали свои действия?

— Не мне решать.

— Не тебе, — задумчиво протянул полковник. — Вот поэтому я задаю тебе вопросы, а ты на них отвечаешь… Если бы ты знал, какого кабана подстрелил, так сам костьми бы лег, чтобы его живым доставить!

— Что мне, собственный лоб, что ли, подставлять?! — возмутился Куприянов.

Полковник Ершов как будто бы этого не услышал:

— Мы его давно пасем, только он всякий раз срывался. Железным Рыцарским крестом награжден! А это не хухры-мухры! Немцы просто так крестами не разбрасываются, значит, и вправду заслужил. А биография у него действительно очень любопытная. Мы навели о нем справки. Это Тимошенко Петр Григорьевич, капитан Красной Армии. Сам он из бывших кулаков. Родом из Западной Украины. Добровольно перешел к немцам. Обучался в закрытом учебном центре в Кенигсберге. Был на хорошем счету у командного состава. Впоследствии ему присвоили кодовый номер 317. По нашим данным, на задании он находился уже несколько месяцев, и было бы очень интересно узнать, что этот волчара делал в наших тылах все это время. — Полковник говорил размеренно, где-то даже лениво, четко выговаривая каждое слово, и чем больше он говорил, тем сильнее вжимался в стул Степан, воспринимая его слова как приговор. — У нас есть основания полагать, что некоторое время он проживал в Москве. Там он установил связь с человеком по кличке Писарь, от которого и получал информацию. А работает этот Писарь не в бакалейном магазине, а в Государственном комитете обороны. И нам бы очень хотелось выяснить, что это за человек. — Ершов макнул сухарь в чай и, откусив его, тщательно прожевал.

Подполковник Куприянов невольно повел плечами. С именем Ершова было связано немало печальных историй, а потому самое благоразумное — не спорить! Вдруг все-таки обойдется!

— Этого я не знал, — ответил Куприянов. Хотелось произнести это как можно тверже, но на середине фразы голос дрогнул, выдавая его волнение.

— Дежурный! — крикнул Ершов.

На окрик полковника выскочил молоденький солдат из комендантского взвода контрразведки.

— Да, товарищ полковник!

— Сухари кончились, — пожаловался Ершов. — Принеси с пяток.

— Есть! — развернулся солдат. Через минуту вернулся, сжимая в руках пакет с сухарями. Положив его на стол, спросил: — Разрешите идти, товарищ полковник?

— Ступай, — великодушно разрешил Ершов, макнув сухарь в остывший чай.

— А голос-то у тебя, подполковник, дрогнул, — довольно протянул Ершов. — Не из железа ты! Хочу тебе сказать, что позывные агента 317 на протяжении последних двух месяцев были запеленгованы в шести районах Крымской области. И нам было бы очень интересно узнать, какие задачи ставились перед ним на этот раз, кроме попытки узнать что-нибудь о работе конференции в Ялте. Ведь мы же его почти накрыли… — в отчаянии покачал головой полковник. — И вот я хочу тебя спросить, Степан, как контрразведчик разведчика, какие у меня должны быть чувства к человеку, который сорвал нам план операции?