Алмаз - камень хрупкий - [19]

Сложив в сейф собранные с прилавка деньги, ювелир написал письма своим агентам в Берлин, Париж и Лондон с просьбой приискать розовую грушевидную жемчужину весом от 30 до 35 каратов, хотя в глубине души голландец отлично сознавал, что дело это безнадежное.

Каково же было его удивление, когда через неделю он получил из Парижа положительный ответ. Обуреваемый жаждой наживы, отложив все свои дела, ювелир помчался в Париж. Дама, продававшая розовую жемчужину, оказалась крайне несговорчивой. Назначив за свою драгоценность десять тысяч рублей, она объявила, что не уступит ни сантима.

Голландец уверял ее, что вещь не стоит таких денег, и предложил сперва семь, а затем восемь тысяч. Но парижанка стояла на своем. Взвесив все за и против, ювелир решил, что и две тысячи — тоже приличный заработок, и купил розовую жемчужину, являвшуюся поразительной копией той, которую продал господину в енотовой шубе.

На другой день после возвращения голландца в Петербург в магазин к нему пришел Гарлин-Гарлинский.

— О, могу вас радовать, — воскликнул ювелир. — Вот вам двойник розового перла!

— К сожалению, должен вас огорчить, — не глядя на жемчужину, скорбно сказал актер. — "Вчера продулся страшно"… в железку… шулерам… Пусть пропадет мой задаток! Адье! — И актер ушел из магазина, тихо закрыв за собой дверь.

А через неделю голландец увидел в санях промчавшейся тройки своего "покупателя". Он сидел рядом с дамой, удивительно похожей на упрямую парижанку, продавшую ювелиру розовую жемчужину.

Несомненно, что первым украшением, появившимся в ноздре, в мочке уха или в черепаховом трезубом гребешке у дикарки каменного века, был жемчуг. Он не нуждался ни в огранке, ни в полировке, необходимых для драгоценных камней. Добыча его не требовала больших усилий и зависела лишь от ловкости пловца. А иногда, после пронесшегося над океаном шторма, раковины с перлами находили на прибережном песке.

Жемчуг можно было также купить на мелкие ракушки каури, служившие у многих племен деньгами. Через десятки тысячелетий, когда образовались такие могущественные государства, как Египет, Сирия и Финикия, фараоны и цари стали украшать себя и своих жен не только жемчугом, но и драгоценными камнями. А еще позднее добыча жемчуга превратилась в промысел.

Вот как выглядел он в конце XIX-начале XX веков в самом близком от нас — Персидском — заливе. После того, как в прибережных городах и поселках отцветал миндаль и розовые лепестки устилали пушистыми коврами сады Бушира, Тахери и острова Кешма, там появлялись сотни людей в цилиндрах, фесках и соломенных шляпах, говоривших на различных европейских и азиатских языках. Они с боем отвоевывали себе квартиры в глинобитных мазанках, платя за конуру значительно больше, чем за номер в фешенебельной гостинице Константинополя, Парижа или Лондона.

Всех этих спекулянтов влекла сюда жажда легкой наживы. До начала лова жемчуга, пока суда, суденышки и лодки покачивались на тихих волнах у своих гаваней и портов, эти биржевые акулы поспешно объединялись в коммерческие компании, акционерные общества, тресты и синдикаты. В определенный день и час суденышки и лодки отчаливали от берега и, став в местах, не превышающих 15–20 метров глубины, ждали пушечного выстрела. Наконец сигнал подан — лов жемчужниц начался. Обычно длился он в течение месяца, с шести часов утра и до двенадцати дня. В каждой лодке находилось по два человека с камнем и корзиной. Посреди лодки установлено было колесо с намотанным на него канатом. Ныряльщик, взявшись за веревку, к концу которой прикреплена была корзина с лежащим в ней камнем, бросался в воду.

На дно, благодаря грузу, он опускался стремглав.

В течение 45–50 секунд ныряльщик успевал отбить от камней и екал прикрепленные к ним несколько жемчужниц и бросить их в корзину. По условному сигналу, производимому веревкой, напарник быстро накручивал на колесо канат, и искатель жемчуга, очутившись в лодке, отдыхал с минуту, чтобы снова броситься в море.

Через некоторое время его сменял товарищ. И так ежедневно, в течение шести часов…

Есть в добытых раковинах жемчуг или нет — угадать невозможно. При таком варварском способе гибли десятки тысяч "пустых" жемчужниц. За свой промысел ныряльщики получали четвертую часть выловленных ими раковин. Не имея поденного заработка, они тут же, на месте, продавали свою долю мелким спекулянтам, которым не по карману было покупать с аукциона наполненные жемчужницами бочки.

Торги производились точно так же, как некогда они происходили при продаже негров, — с традиционным молоточком, с выкрикиванием: "Сто пятьдесят франков — раз, сто пятьдесят франков-два… Кто больше?" В каждой бочке находилась тысяча раковин. Сколько в какой бочке окажется жемчужин и какими они будут мелкими или крупными, желтыми или белыми, ровными или уродливой формы, — заранее никто не знал.

Фактически продавался кот в мешке. И, тем не менее, цены на некоторые бочки спекулянты взвинчивали до 180 и даже до 200 франков. По окончании аукциона "товар" перевозился и перекатывался во двор владельцев — будущих "королей жемчуга". Там бочки вскрывали и перекладывали раковины в дырявые мешки, стоившие здесь во время лова жемчужниц дороже новых.