Алло, это дурдом? - [36]

— А этому мы что скажем? — спросила я.

— Кому? Твоему спонсору?

— Нет, этому ребеночку, которому всего пару недель. Что мы ему скажем?

— Не делай из меня монстра. Я не хочу воспитывать чужого ребенка.

Я встала и подошла к окну.

— Я не хочу воспитывать чужого ребенка! — еще раз, но более громко повторил Леонид.

Я повернулась к нему, улыбнулась и сказала:

— А тебя никто и не просит. Уходи.

Леонид вскочил со стула и закричал:

— Не глупи! Ты же любишь меня. Неужели так трудно сделать аборт? И сразу станешь счастливой!

— Я и так счастлива. Уходи.

Лёнечка еще долго что-то мне доказывал, стучал по столу кулаком, кричал, что я не права, обзывал дурой. А я только сидела, улыбалась и думала о том, как я могла его любить.

Когда он ушел я почувствовала облегчение. Как будто у меня на плечах был огромный груз, который я годами носила каждый день, спала с ним, ела, занималась спортом… И вот сейчас этот груз упал. Я почувствовала себя легкой, невесомой и очень счастливой.

Потом я села и написала Роману письмо.

«Роман, нам надо поговорить. Мы с тобой взрослые люди, а в прятки играют только дети. Я не прошу много. Мне просто нужно объяснить тебе то, что случилось. Позвони мне, пожалуйста. Или приди. В любое время. Клавдия»

Потом я собралась и поехала к его дому.

Замира не стала открывать ворота и вместо приветствия опять повторила:

— Вы зря теряете время. Его нет в городе.

Я протянула ей записку и ушла прочь.

Я очень боялась, что она не отдаст записку Роману. Но не успела я проехать и пару кварталов, как зазвонил телефон и голос Романа попросил:

— Возвращайся. Поговорим.

Я возвратилась, Замира открыла мне ворота, и я припарковала машину. Я знала, что буду говорить Роману, но все равно очень волновалась.

Он сидел в гостиной на диване, уставший, печальный и очень несчастный. Он попытался улыбнуться мне.

— Как ты? — спросила я.

— Жить буду.

Я присела рядом.

— В моей жизни был мужчина, которого я любила до безумия. Этот мужчина меня не любил, а я все верила, что он меня полюбит и что этот день обязательно наступит. Случайно я встретила другого мужчину. Я не буду врать — мне было с ним очень хорошо, особенно в постели, но того другого я не забыла, я продолжала о нем мечтать и надеяться, что все равно он будет моим. И вот настал день, когда он пришел и я поняла, что он мой. Весь. Как я и мечтала.

Я замолчала и посмотрела на Романа.

— Что же ты хочешь от меня? Благословения?

— Нет. Я хочу сказать, что именно в ту минуту как он стал моим я поняла, что он мне не нужен. Я поняла, что я его не люблю. Ты можешь это считать изменой, но если бы это не произошло я бы этого не поняла. Я бы постоянно его ждала и надеялась, что он меня полюбит и что мы непременно будем счастливы.

Роман молчал. Хмурился и молчал.

— Я люблю тебя, — шепотом сказала я, — и хочу быть с тобой. Если ты поймешь, что я нужна тебе — просто приди. В любое время суток.

Он молчал.

Я понимающе кивнула, встала и ушла.

В машине я уже дала волю слезам: мне было очень обидно, что я его предала, что я так сильно ошиблась в Леониде, и что я не могу вернуть Романа.

Глава XXII

Прошло более четырех месяцев. Первое время я еще верила, что он придет. Я ходила на работу, и после сразу бежала домой. Мне казалось, что как только я уйду, придёт Роман и я его упущу.

Потом я решила отказаться от его квартиры и машины.

Я пошла на почту, сложила в конверт ключи от машины и квартиры, написала его адрес и отправила ему. Сама вернулась жить в свою квартиру.

У меня была маленькая надежда, что он оценит мою гордость и может быть вернется ко мне. Но этого не произошло и я стала себя готовить к тому, что мне придется самой воспитывать ребенка.

Я старалась следить за своим здоровьем и часто гуляла у моря. В один из теплых, осенних вечеров я и повстречала Романа. Он сидел на топчане, смотрел на море и кормил чаек. Я так ждала этой встречи и всё же оказалась не готова к ней. Руки предательски затряслись, в горле пересохло. Но я набралась храбрости и подошла к нему:

— Угостишь хлебушком?

Он протянул мне кусок и уставился на мой живот.

Я стала подбрасывать кусочки хлеба, чтобы чайки словили их на лету.

— Кто отец ребенка? — Роман встал и подошел ко мне.

— Это неважно. Сейчас уже неважно, — спокойно ответила я и продолжила кормить чаек.

— Подлец! — услышала я за спиной.

Я громко рассмеялась:

— Это не так. Просто не судьба. Рада была тебя повидать.

И пошла вдоль пляжа. Он меня догнал и с нежностью и в тоже время с силой прижал к себе. Я почувствовала его горячие руки. Голова закружилась. (Господи! Я готова пожертвовать многим, чтобы снова ощутить жар его объятий, его губы). В его сильных руках я почувствовала себя пташкой, маленькой и беспомощной. Мне безмерно стало жалко себя. Как много мне хотелось сказать этому сильному человеку, чей ребенок всё настойчивее заявлял о себе, что я глупая, никчёмная дура, что больше жизни я люблю его, его одного! Но я только опустила голову, и слёзы закапали на его руки. Я чувствовала, что он не сводит с меня глаз. Почему он молчит!? Он должен сказать мне хоть что-нибудь! Ну, хоть что-нибудь! Сдерживаться не было больше сил. Я прижалась к его груди и зарыдала. Он начал гладить меня по голове, прикасаться губами к шее, плечам… Малыш тоже начал волноваться и стал пихаться кулачками и пяточками. Роман неожиданно остановился, долго смотрел в моё зарёванное лицо, как будто видел его впервые и сказал: