Алиовсат Гулиев - Он писал историю - [49]

- Как это - не то?

- На первом этаже оказался кабинет Валерии Петровны.

- Все ясно, - спокойно сказал отец и отправился назавтра в школу.

Поскольку страсти уже улеглись, директор школы рассказывала об этом происшествии уже с изрядной долей юмора.

- Вы представляете, Алиовсат Наджафович, - говорила Валерия Петровна, сижу я в кабинете и вдруг вижу, в окне болтаются чьи-то ноги. Мне конечно же стало интересно - кому они принадлежат. Выглядываю - а это, оказывается, Талатум альпинизмом занимается.

Громовой смех Алиовсата Гулиева сопровождал рассказ директора.

"Отец мог простить "двойку" за озорство, - вспоминает Талатум Гулиев. Он боялся только, чтобы я не связался с дурной компанией. Но таких проблем в нашей семье никогда не было".

Впрочем, Джейран Гулиева вспоминает, что если в школе возникали какие-то конфликты с педагогами, то Алиовсат муаллим всегда занимал сторону педагогов. Учитель - всегда прав, даже если он не прав. Думается, эта черта осталась у него со времен педагогической деятельности. Кроме того, как человек ученый, знающий цену знаниям, он сам с уважением относился к людям, дающим эти знания, и приучал и детей уважать их. Знания были для Алиовсата Гулиева превыше всего.

***

В душе каждого отца живет желание, чтобы сын стал продолжателем его дела, но когда однажды Талатум "забастовал" и объявил, что больше учиться не хочет, а пойдет работать, Алиовсат Гулиев скрепя сердце согласился с этим решением.

Это было в период работы Алиовсат муаллима над книгой об Иване Вацеке, когда ему приходилось много ездить. В отсутствие отца, дети, оставшиеся на попечении матери, несколько вышли из-под ее контроля.

"Я в то время окончил восьмой класс, - рассказывает Талатум. - Отец меня вызвал часа в два ночи к себе, усадил, и мы с ним долго говорили.

- Сынок, - сказал он, - не каждому дано стать ученым. Но в нашей стране любая профессия почетна. У нас есть известные сталевары, хлопкоробы. Если ты сам чувствуешь, что у тебя возникают сложности с учебой, в этом ничего зазорного нет. Дай, я немного подумаю, и на днях мы решим этот вопрос.

Прошло какое-то время, и отец сказал мне:

- Я поговорил с директором завода имени лейтенанта Шмидта, он ждет нас.

Мы с отцом поехали на завод. Директор завода взглянул на мои руки и сказал папе:

- Вы делаете что-то не то.

Они поговорили, и через какое-то время мне уже был выписан пропуск. Предполагалось, что я буду работать на этом заводе и учиться в вечерней школе.

Но грохот станков на заводе, который я услышал, пока мы шли к директору, меня изрядно отрезвил. Я понял, что это совсем не мое, и сказал отцу, что хочу вернуться в школу.

Все вернулось на круги своя, а через некоторое время отцу сообщили, что у меня в школе все нормально и особых проблем, вызванных моим временным отсутствием, нет.

У отца все было четко: не хочешь учиться - иди работать. То есть он не заставлял обязательно учиться, я должен был сам решить, чего хочу в жизни. Отец считал, что все профессии равно почетны: не можешь найти себя на этом поприще, ищи другую стезю".

Мы не думаем, что Алиовсат муаллим ставил перед собой цель напугать сына тяжелыми условиями работы на заводе. Однако уверены, что решение сына продолжать учиться сняло большой камень с сердца отца.

"К детям он относился с высокой требовательностью, - вспоминает Афаг Гулиева. - Большие поблажки были Джеке[50], она вообще занимала особое место в его жизни, так как отец дал ей имя своей матери, которую он потерял очень рано. Джеку он называл Анашка.

Талатуму тоже были некоторые послабления как продолжателю рода. Отец возлагал на него громадные надежды. Он безумно любил Талатума, но в то же время был к нему очень требователен.

Однако больше всего проблем у него было со мной, потому что я никогда не была послушным ребенком, и чаще всего всякие эксцессы происходили со мной.

Поводов я давала массу, особенно когда начался переходный возраст и появилось, например, желание пользоваться косметикой или вести часовые разговоры по телефону.

Помню, я в детстве любила развешивать по стенам фотографии кинозвезд. Находя их в моей комнате, он возмущался: "Не понимаю, откуда у тебя буржуазные замашки!" При этом в слово "буржуазные" он не вкладывал классового значения, то есть очень часто, когда он использовал то или иное слово, надо было еще понять, что он под этим подразумевает. В слово "буржуазные", например, он вкладывал значение "тяготение к западному китчу". То есть если ты любишь, скажем, Софи Лорен, то носи человека в сердце, зачем надо всюду расклеивать ее фотографии.

Вот тогда мне доставалось. Фотографии летели с балкона".

Афаг ханум вспоминает, как однажды, когда она с отцом была в Москве, кто-то из друзей Алиовсата Гулиева пригласил их на ужин в "Националь".

Для шестнадцатилетней девушки это было большим событием, и она решила достойно подготовиться к нему. Прежде всего, нельзя было идти в ресторан с "голым" лицом. Правда, тут возникало сразу несколько проблем. Во-первых, в те годы с косметикой в Советском Союзе было очень сложно, а тут еще отец, обнаруживая ее запасы у дочери, немедленно выбрасывал их. Поэтому у девушки проблемы удваивались: надо было не только найти косметику, но и уберечь ее от карающей руки отца.