Алина в Стране Чудес - [64]

Мой расчёт выглядел беспроигрышным. Эххийки не врут, значит, эти девицы, приняв условия игры, будут добросовестно каяться — наверняка ведь есть в чём. И главное — грехи грехами, но весь гарем не слишком жалует Беллу и наверняка воспользуется возможностью съесть её (в прямом смысле слова, хоть и чужими зубами) на законном основании. Тайное голосование и свободные демократические выборы (особенно когда можно кого-то съесть) — классная штука, не зря над этим изобретением работали лучшие умы человечества.

Жёны возбуждённо зашушукались — затея явно пришлась им по вкусу, — а Ослабелла помолчала, подумала, кивнула и негромко проговорила:

— Хорошо придумано, Алава, — пусть будет так.

Я внутренне возликовала, но не подала виду. Девчонки засуетились, приволокли кучу разноцветных камней и набрали тринадцать кувшинов для тайного голосования. И начали по очереди каяться в грехах своих тяжких.

Грехи у них у всех были — тьфу, о таких грехах и упоминать-то грех. Кто-то кому-то позавидовал и подпортил чужое заклятье во время творения пышного букета цветов, кто-то ещё в догаремной жизни отбил у подружки парня, а кто-то и вовсе в детстве не слушался папу с мамой. Однако слушали они друг друга со всей серьёзностью, проникнувшись величием момента, и горестно качали головами, когда одна из девчонок рассказала, что приручила птичку, прилетавшую на карниз "ласточкина гнезда", а потом эта птичка ей надоела, и она перестала кормить её крошками от печенья. Я тоже покаялась: во-первых, в том, что не лечила нашего мужа и повелителя после его памятной драки с гидрами — испугалась, мол, — а во-вторых, что как-то раз подставила ногу одному из безлицых. Мне хотелось, чтобы с него слетела маска — интересно же посмотреть, какие хари у орков? Но маска не упала, а бедняга здорово расшиб себе лоб, и мы его больше не видели — наверно, Костя его попросту съел и поймал на Полуночной стороне другого орка на замену инвалиду.

Как я и предполагала, самый внушительный список грехов оказался у Ослабеллы. Она созналась, что часто была несправедлива ко всем нам, и главное — в том, что тайком сбежала от мужа и даже не известила его о своём новом замужестве, в результате чего Шумву-шах маялся в безжёнье целых пять лет. Да, по сравнению с этими грехами некормленая птичка и даже покалеченный мною пленник — сущие пустяки. "Ну, лисичка-сестричка, — подумала я, — блок чёрных меток тебе обеспечен!".

Закончив процедуру тотального покаяния, приступили к голосованию — "гаремыки" подходили друг к другу и кидали в кувшины камешки, а какие — это выяснится уже потом. Я была уверена, что шельмовать никто из них не будет — эххи всё-таки. Когда весь электорат проголосовал (явка была стопроцентной), жёны начали по очереди переворачивать свои типа урны и предъявлять народу их содержимое. Я тоже хотела было перевернуть вверх дном свой кувшин и вытряхнуть из него результат, но меня остановил властный голос Ослабеллы:

— Ты сделаешь это последней, Алава, — я сказала.

На этот раз я не стала спорить — не принципиально потому что — и уступила старшей.

Я равнодушно скользнула взглядом по кучкам, вытряхнутым другими жёнами. Как и следовало ожидать, все эти кучки радовали глаз белизной — только у "птичницы" был один-единственный чёрный камень. "Наша Белла" тщательно проверила и пересчитала камешки из всех кувшинов и плавным движением перевернула вверх дном свой кувшин.

Я онемела. Да, чёрные камни у неё были, но их было меньше, чем белых — всего пять штук! Я пересчитала камни несколько раз, не веря своим глазам, — нет, именно так: семеро жён бросили в кувшин старшей белые камни, и только пятеро (в том числе и я, само собой) — чёрные.

— Теперь ты, Алава, — спокойно произнесла Ослабелла. — Переворачивай.

Дрожащими руками я опрокинула свой кувшин — камешки бойко запрыгали по столу, словно радуясь своему роковому для меня значению. У меня был тот же результат, что и у "нашей Беллы", только с точностью до наоборот: пять белых и семь чёрных камней.

— За что? — растерянно прошептала я. — Как же так?

— Ты не покаялась в одном своём грехе, — голос Беллы был холоден и по-прежнему спокоен, — наверное, потому, что ты не считаешь это грехом. Ты предложила нам эту подлую игру — это и есть твой грех, которые мы оценили по заслугам. Мы, эххи, не лезем вверх по чужим черепам — мы привыкли помогать друг другу, и у нас побеждает действительно самый достойный. А вот в твоём мире, Алава, дело обстоит совсем наоборот — мне так кажется. И потому для нас, эххов, дом — вся Вселенная, мы заселили множество миров, а вы, люди, до сих пор ютитесь на крохотной планетке на окраине одной из множества галактик. Прощай, Алава, — ты предложила нам эту игру твоего мира, и то, что именно ты стала её призёром — справедливо. Ты слышишь, нас, повелитель? — она подняла голову. — Мы выбрали!

— Слышу! — донёсся откуда-то сверху грохочущий драконий рык. — Я её уже жду!

Ноги меня не слушались — я не могла ступить и шагу. Ослабелла сделала знак рукой, из-за дверей гостиной бесшумно появились четверо безлицых, ухватили меня за руки-за ноги и понесли, не обращая никакого внимания на мои дёрганья и повизгивания. Я извивалась в их руках червяком, но силы оркам было не занимать, и через десять минут меня достаточно грубо бросили на каменный пол какого-то просторного зала. А ещё через минуту я увидела Костю, но не в облике человека, а под кошмарной личиной дракона.