Алиби - [38]
– А вот теперь об этике, – сказал Цаль, согласно кивнув Филину.
– Да. Об этике, – с интересом посмотрев на Пера и как-то, не торопясь, повторил Филин.
– Об этике? – переспросил Пер. – Что-то я не вполне понимаю, почему этот вопрос вообще возник. В прошлый раз уважаемый господин полковник сказал мне, что у нас с ним – разная этика. Вы помните, господин полковник? – посмотрел он на Горошина. – Он хоть и военный, но – историк, – поглядел Координатор теперь сразу на всех, впрочем, не ожидая ответа.
Осознав сомнительный выпад, Горошин насторожился.
– Я имел в виду, что у нас с вами – разные психологические установки, разное самосознание, о котором вы так любите говорить, – произнес Горошин, – что, вообще говоря, во многом определяется религией того или иного народа, особенно, если эта религия всегда была второй властью в стране. Не потому ли у нас так жестко и последовательно искоренялось православие? – как-то утвердительно спросил Горошин, глядя на Пера. – Уж, во всяком случае, ваш главный тезис «Успех любой ценой» нам, в силу многих причин, просто не подходит. И даже, в известном смысле, не вполне понятен. Как никогда не станет понятна и кальвинистская этика. Я думаю, большинство живущих в этой стране думают так же.
– Что вы имеете против кальвинизма? – заинтересовано спросил Пер.
– Я ничего не имею против кальвинизма, как ничего не имею против горы Монблан. Это чуждо России. Её традиции. Её менталитету – продолжал Горошин. – Всем известно, что испанцы-католики не отличались в Америке большой сентиментальностью. И все-таки они признавали в туземцах людей. И хоть грабежи и убийства были, не было геноцида. Испанцы-католики женились на индианках, а покорным туземным вождям даже давали образование. А вот приплывшего из Англии на пароходике «Майский цветок» квакера, женатым на индианке, представить невозможно. Кальвинистские общины начинали с того, что назначали премии за отстрел туземцев.
– И это очень согласуется с тем, что говорит Макс Вебер, – опять заговорил Филин. – Он как бы сам того, не желая, сказал то, о чем умолчал Маркс. И это и есть тот психологический фактор, который проясняет причины этого чудовищного насилия, о котором мы вот уже столько времени говорим.
Эта причина – концепция избранности. Идея богоизбранничества, как угодно.
– Богоизбранничество? – спросил Бурмистров. – Да. Предопределение одних людей к господству, спасению и жизни вечной, а других – к смерти и забвению еще до рождения. А таких, как вы понимаете, большинство, – продолжал Филимон, – Потому что именно большинство не имеет, якобы, бессмертной души по образу и подобию божьему. И потому же это большинство – существаоднодневки, с которыми «избранники» могут обходиться, как со скотом. Это и есть самая главная догма кальвинизма. Это же и было психологическим обоснованием капитализма. Во все времена.
– В России – совсем другая этика. И ваши законы у нас не действуют, – сказал теперь Горошин, глядя на Пера.
– Непредсказуемая страна, – бросил Пер. Горошин медленно перевел взгляд на него.
– Ладно, полковник, Вы и сами знаете, что это так, – сказал Пер без намека на какое-нибудь сомнение.
– Еще как знаю, – о чем-то другом сказал Горошин, не сводя с Координатора прямого взгляда.
– А где? – обратилась в эту минуту к Горошину проходившая мимо женщина в белом платье в цветочек.
В руке у неё было три разноцветных воздушных шарика. – Красный, желтый, зеленый.
– Говорят, тут где-то, на горе, плот строят. И уже, будто на воду спускают, объяснила свой вопрос женщина.
– Сначала – вон туда, не поднимая головы, опередил Горошина Пер.
Держа в руках разноцветные шарики, будто собираясь регулировать движение, женщина прошла мимо.
– Избранница, – хохотнул Бурмистров ей вслед совершенно в своем, Бурмистровском духе.
– И ведь верит в это. Поразительно, – миролюбиво сказал Горошин.
– Все, кто идут туда, верят, – подтвердил Филин, на лице которого отразилось недоуменное сомнение. И умолк.
– Всюду гул, – сказал Буров. – Вчера читал сообщение, – продолжал он, – На Площади Цветов итальянская мафия разборки устраивает. Думал, что хоть там, у этих счастливых детей юга, все в порядке. Нет, и там выясняют вопрос, что лучше национализм или интернационализм. Образовали партии по национальному признаку, и колотят друг друга по пятницам. А всю неделю подводят базу под фразу.
– Перегрелись, – опять совершенно в своем духе вставил Бурмистров. – Сейчас с погодой проблемы.
Женщина с седой челкой заулыбалась и слегка передвинулась на скамье. Взглянув на неё еще раз, Горошин понял – она освобождала рядом с собой место Цалю. Но Цаль на скамью не сел.
– Надо идти, – как-то извинительно улыбнулся он, глядя на Челку. – Все думаю, что пропущу чтонибудь важное.
– Ну что, Ик, пойдем домой? – минуты через две спросил он свою собаку. Ик напрягся, выставив из-под плеча Цаля свою острую, рыжую мордочку, с крупными, слегка навыкате, глазами и с неожиданно глухим рычанием показал зубы. А пушистое, на шее, жабо, как у всех шпицев, распространилось в пространстве.
– Вот, и он не хочет, – сказал Цаль, помолчав. – Дома никакой информации. Правда, Ик? – обратился он опять к шпицу.
Все мы рано или поздно встаем перед выбором. Кто-то боится серьезных решений, а кто-то бесстрашно шагает в будущее… Здесь вы найдете не одну историю о людях, которые смело сделали выбор. Это уникальный сборник произведений, заставляющих задуматься о простых вещах и найти ответы на самые важные вопросы жизни.
Владимир Матлин многолик, как и его проза. Адвокат, исколесивший множество советских лагерей, сценарист «Центрнаучфильма», грузчик, но уже в США, и, наконец, ведущий «Голоса Америки» — более 20 лет. Его рассказы были опубликованы сначала в Америке, а в последние годы выходили и в России. Это увлекательная мозаика сюжетов, характеров, мест: Москва 50-х, современная Венеция, Бруклин сто лет назад… Польский эмигрант, нью-йоркский жиголо, еврейский студент… Лаконичный язык, цельные и узнаваемые образы, ирония и лёгкая грусть — Владимир Матлин не поучает и не философствует.
Владимир Матлин родился в 1931 году в Узбекистане, но всю жизнь до эмиграции прожил в Москве. Окончил юридический институт, работал адвокатом. Юриспруденцию оставил для журналистики и кино. Семнадцать лет работал на киностудии «Центрнаучфильм» редактором и сценаристом. Эмигрировал в Америку в 1973 году. Более двадцати лет проработал на радиостанции «Голос Америки», где вел ряд тематических программ под псевдонимом Владимир Мартин. Литературным творчеством занимается всю жизнь. Живет в пригороде Вашингтона.
Луиза наконец-то обрела счастье: она добилась успеха в работе в маленьком кафе и живет с любимым человеком на острове, в двух шагах от моря. Йоахим, ее возлюбленный, — писатель. После встречи с прекрасной Луизой его жизнь наладилась. Но все разрушил один странный случай… Красивый состоятельный мужчина, владелец многомилионной компании Эдмунд, однажды пришел в кафе и назвал Луизу Еленой. Он утверждает, что эта женщина — его жена и мать его детей, исчезнувшая три года назад!..
А началось с того, что то ли во сне, то ли наяву, то ли через сон в явь или через явь в сон, но я встретился со своим двойником, и уже оба мы – с удивительным Богом в виде дырки от бублика. «Дырка» и перенесла нас посредством универсальной молитвы «Отче наш» в последнюю стадию извращенного социалистического прошлого. Там мы, слившись со своими героями уже не на бумаге, а в реальности, пережили еще раз ряд удовольствий и неудовольствий, которые всегда и все благо, потому что это – жизнь!
Рассказы известного сибирского писателя Николая Гайдука – о добром и светлом, о весёлом и грустном. Здесь читатель найдёт рассказы о любви и преданности, рассказы, в которых автор исследует природу жестокого современного мира, ломающего судьбу человека. А, в общем, для ценителей русского слова книга Николая Гайдука будет прекрасным подарком, исполненным в духе современной классической прозы.«Господи, даже не верится, что осталась такая красота русского языка!» – так отзываются о творчество автора. А вот что когда-то сказал Валентин Курбатов, один из ведущих российских критиков: «Для Николая Гайдука характерна пьянящая музыка простора и слова».