Алиби для великой певицы - [31]

Что же с ним произошло?

В шесть вечера 20 января он приехал на венский вокзал. Билет на берлинский поезд он купил заранее. По нуги он проверился, как привык это делать все месяцы, проведенные в Вене. «Хвоста» не было. Или он не сумел его заметить.

Проходя по перрону, он неожиданно услышал позади себя русскую речь. Это были слова: «Что вы на это скажете?» Ковальский машинально обернулся. Позднее он будет ругать себя за неспособность владеть собой. Он жил в Вене по чешскому паспорту, хотя и не скрывал, что он русский эмигрант.

Обернувшись, он увидел сзади двух человек, которые говорили между собой, как будто бы не обращая на Ковальского внимания. Один из них был высокого роста, полный, в теплом пальто. Другой — низкого роста, средней комплекции, очень подвижный. Чуть позже выяснится, что это был агент полиции.

Поезд, как это водится в Европе, отправился точно по расписанию. Минут через пятнадцать после отправления Ковальский отправился в вагон-ресторан. Ужинал, не торопясь, пил кофе и просидел там часов до девяти. Когда поезд остановился в Линце, Ковальский вернулся к себе. А когда поезд тронулся, в купе Ковальского без стука по-хозяйски зашел давешний низенький человек.

Он представился агентом австрийской полиции и попросил предъявить документы. Ковальский протянул ему паспорт. Полицейский внимательно просмотрел каждую страничку и спросил:

— Брно — это бывший Брюн?

— Да.

— А не Берн?

— Не Берн, а Брно. Это чешский город. Родился я в Ужгороде, а паспорт мне выдали в Брно.

— Я пока задержку ваш паспорт, — сказал агент, ничего не объяснив, и ушел, оставив дверь купе открытой.

Ковальский не знал, что делать. С одной стороны, он не арестован — и, вполне возможно, все еще закончится благополучно. С другой, у него в кармане лежали списки белых офицеров, только что полученные с очередным донесением от Скоблина. Это опасная улика.

Проще всего было выбросить списки в окно. Но сначала следовало убедиться, что за ним не следят. Ковальский вышел в коридор и направился в сторону туалета. Немедленно из соседнего купе появился другой агент, остановил Ковальского и попросил вернуться.

Войдя с Ковальским в купе, он закрыл за собой дверь и спросил по-немецки:

— На каком языке вы предпочитаете говорить?

— На польском или на украинском.

— Неправда, — сказал агент на чистом русском языке. — Вы русский и коммунист.

— Что касается коммунизма, то я тринадцать лет веду с ним борьбу, — гордо сказал Ковальский.

— Неправда, вы коммунист. И у вас недавно был совсем другой паспорт. Где он, кстати?

Ковальский твердо решил отпираться до последнего. Полицейский был насупленный, высокомерный. В ответ и Ковальский разговаривал с ним довольно небрежно.

— Не притворяйтесь младенцем, — наседал полицейский. — Лучше скажите, где вы купили этот паспорт? Я советую вам не лгать, а говорить правду. Вам же лучше будет. Мы вам ничего не сделаем. Чем скорее скажете правду, тем скорее отпустим.

— Паспорт я не покупал, а получил в установленном порядке в Брно.

Агент полиции снял кепку и положил ее на столик.

— Мы знаем, что у вас совсем недавно был другой паспорт. А этот вы купили. Когда вы вернулись из Голландии?

Последний вопрос воодушевил Ковальского — может быть, они приняли его за другого?

— Я и паспорта не покупал, и в Голландии никогда не был. Кто-то снабжает вас неверной информацией.

Полицейский нахмурился и полез во внутренний карман пиджака за записной книжкой. Вытащил большую затрепанную книжку в кожаном переплете и начал ее листать. Нашел нужную страницу, затем открыл паспорт Ковальского и вслух прочитал его приметы, указанные в паспорте, сверяя их с записями в книжке. Читал он медленно, почти что по слогам, повторяя все время: «Так, так». Потом захлопнул спою книжку и посмотрел на Ковальского:

— Нет, вы коммунист, живете по чужому паспорту и недавно ездили в Голландию. В ноябре вы были в Вене?

— Не был.

— Как не были? Говорите правду. Чего вам бояться? В Австрии коммунизм не запрещен, и вам ничего не будет.

Ковальский молчал. Агент задумался и вдруг приказал:

— Встать!

Ковальский изобразил на лице изумление и нехотя поднялся. Агент осмотрел его с ног до головы, опять достал свою книжку и что-то в ней посмотрел.

— Сядьте.

Ковальский сел и возмущенно спросил:

— Я же вам уже сказал, что я не коммунист и в Голландии никогда не был. Что вас еще интересует?

Агент не обратил внимания на его слова.

— Покажите, что у вас в карманах.

Ковальский пожал плечами и сказал, что подчиняется силе, хотя по закону имеет полное право отказаться. Выложил на столик бумажник, деньги, перочинный нож и ключи.

Агент порылся в бумажнике, но не нашел там ничего интересного. Он принялся за чемодан Ковальского, открыл его, довольно поверхностно осмотрел вещи. Потом решительным жестом вывернул содержимое чемодана на кровать, начал выстукивать дно. Ковальский протянул ему перочинный нож:

— Если дело обстоит так серьезно, может быть, хотите, чтобы я разрезал подкладку?

— Не надо, — агент сразу утратил интерес к чемодану.

Он внимательно осмотрел купе, но других вещей у Ковальского не было. Тогда он принялся за Ковальского. Жестом приказав ему встать, обшарил его карманы.