Алхимия вечности - [3]

Я морщусь, откинувшись на один из шезлонгов, расставленных вокруг бассейна на крыше моего дома; хрупкая стеклянная башня голубого оттенка выступает над районом СоМа[2]. Блики солнечного света на воде слишком ярки для меня, даже если я смотрю на неё сквозь стёкла солнечных очков. Я моргаю, наблюдая за путешествием колибри на крышу, куда она летела безумными зигзагами между рубиново-красными цветками Дневной красавицы[3], купленными мной в местном супермаркете. Я всегда удивляюсь, когда птицы появляются здесь, на двадцатиэтажной высоте в центре города. Как колибри узнала, что здесь цветы? Это инстинкт или слепая удача?

Если я попытаюсь улететь, повезёт ли мне найти то, что я ищу?

Жизнь — словно вечная простуда, боль проникает в меня от макушки до кончиков пальцев, не прерываясь, с постоянным интервалом, одышка сопровождает каждую минуту, сделав выбор за меня. На этот раз моё тело устало так же, как и моя душа. Я тащила это тело через весь земной шар целых шестьсот лет — пришло время отпустить эту жизнь и идти дальше. Я бы солгала, сказав, что в ужасе, но мурашки бегут по коже всякий раз, когда я думаю об этом, — прошло слишком много времени с тех пор, как я рискнула вступить в неизвестность.

— Я знаю этот взгляд, о чём ты думаешь?

Шарлотта, моя лучшая подруга, входит через стеклянные двери на площадку. Она несёт поднос с ледяным чаем: влажные капли уже стекают по стеклянному стакану, образуя замысловатые узоры. Когда я беру один, маленькая капля падает на пол и тут же исчезает, превращаясь в пар.

Я поднимаю солнечные очки на свои тёмные волосы и улыбаюсь Шарлотте.

— Ничего, — лгу я, — просто нежусь на солнышке.

Я не могу рассказать свои планы о смерти даже Шарлотте. Кир никогда не позволит мне уйти. Не без борьбы, в которой я, конечно же, проиграю. Больше всего я хочу освободиться от человека, удерживающего меня своими кулаками, словами и железной волей, — человека, сделавшего меня такой, какая я сейчас.

Шарлотта прищуривается, но ничего не говорит: после двух столетий дружбы я знаю, что мне не скрыть от неё правду, как и что она не будет спрашивать. Вот и солнце, но я не могу себе позволить думать об оставленном позади в случае удачного исходного плана.

Перемещаясь по площадке, Шарлотта предлагает напитки другим нашим гостям. Джаред достаёт флягу, чтобы оживиться: он выглядит слегка по-пиратски — дань прошлому — именно им он был, когда я впервые встретила его в тысяча шестьсот шестидесятом году, — с рядом шипов и кольцом, тянущимся вдоль уха, словно скалистая береговая линия.

Амелия со светлыми волосами, блестящими на солнце, отказывается; её шоколадный загар резко контрастирует с моей молочно-белой кожей.

Когда Шарлотта подходит к Себастьяну с длиннымидредами, заплетёнными в низкий конский хвост, её лицо озаряет смущённая улыбка. Он опирается на оранжевые перила, окружающие палубу. Я замечаю, как его пальцы, взяв чай, задевают Шарлотту, заставляя ту тряхнуть головой, скрывая лицо под гривой медных завитков. Девушка чуть смущается.

Я всегда любила её красные волосы, так похожие наеё собственные. Каждый из нас проводил подобный опыт, когда Кир сделал нас Воплощёнными, и мы прошли сквозь время, пробуя различные тела. Старые, молодые, женщины, мужчины, — но, в конце концов, поняли про путаницу этого опыта и предпочли остаться в самых похожих на наши бывшие «я» телах. На протяжении веков я оставалась самой собой: карие глаза, длинные каштановые волосы.

Стеклянные двери снова открываются, и Кир — наш лидер — входит на площадку. Дизайнерская чёрная рубашка подчёркивает его платиновые волосы, рост и худощавое телосложение. Вокруг шеи на цепочке висит флакон с эликсиром, благодаря которому мы и стали Воплощёнными. Не сказать, что он некрасив, — когда-то его внешность очаровывала меня, — но это чувство давно прошло.

Он садится рядом со мной, внимательно смотрит голубыми глазами и властно проводит рукой по моим волосам. Я вздрагиваю, но не отстраняюсь.

— Я хочу обсудить вечеринку Серы, — говорит он.

Да, вечеринка в мою честь. Конечно, слово «традиция» подошло бы больше.

Я напряжена до предела, и на мгновение кружится голова. Когда взор проясняется, я вижу полёт колибри вокруг лилий с красным пятнышком крыльев.

— Мы пойдём в «Изумрудный город», — объявляет он, и глаза Амелии загораются. «Изумрудный город» — самый эксклюзивный клуб в Сан-Франциско. Люди, важнее или уродливее Кира, обходят стороной его двери.

Джаред тихо присвистывает, придвигая стул к Киру; металл издаёт противный звук при трении о бетонный пол.

— Отпустим все тормоза, а?

Амелия смеётся и выгибает спину на солнце.

— Это не будет проблемой, если святая Сера соизволит принять новое тело.

Я почувствовала тайную злобу, но не позволю ей добраться до меня. Она права. Я и так откладывала этот момент так долго, как могла. В одном теле мы можем проводить около десяти лет, даже если изначально оно больно, ранено или над ним надругались. Когда мы передаём нашу душу, тело восстанавливается. Но энергия, затраченная на исцеление тела, становится и нашей гибелью, приводя к отказу органов через пять-десять лет жизни. В отличие от моих друзей я стараюсь оставаться в теле по максимуму, — это лучше, чем переселяться в новое тело, словно небрежно примеряешь новое платье. Даже у Шарлотты нет сомнений по поводу убийства.