Алхимики - [18]

Гуляя по Ланде, Ренье удивился тому, какая тишина стоит в городе: на улицах не видно людей, лавки заперты, окна домов закрыты ставнями. Лишь с церковной колокольни доносили звонкие удары, да возле мясной лавки две собаки шумно делили кость. Побродив еще немного, пикардиец наткнулся на оборванца, дремлющего в тени старой вербы, и узнал у него, что вечером в Леу будет крестный ход, и многие горожане ушли туда; женщины же отправились в монастырь святой Гертруды, чтобы послушать Иена ван Борхлуна, известного проповедника. Из-за этого Ланде почти весь опустел.

Подходя к ратушной площади, Ренье услышал, как кто-то бежит следом, окликая его, и, обернувшись, увидел хорошенькую девчушку, рыжую и прыткую, точно белка. Не раздумывая, он подхватил ее на руки и звонко поцеловал в приоткрытые губы. Она покраснела и сразу высвободилась, но было видно, что ей это приятно.

— Эй, красотка, не меня ли ты ищешь? — улыбаясь, спросил пикардиец.

— Нет-нет, — ответила она, — а ты из Черного дома?

— Я там ночую.

— Тогда скажи, где найти твоего товарища — того красивого господина, что ходит в зеленой с золотом одежде? В Черном доме его нет.

— Он дома или в трактире — это одно и то же. А зачем он тебе?

— У меня к нему послание от моей госпожи.

— Отдай мне — я передам.

— Передай, — кивнула она, — только не забудь. Скажи ему, что госпожа Барбара отправилась в паломничество и намерена пробыть в Леу до самой Пасхи. Если он захочет увидеть ее, пусть отыщет большой каменный дом возле церкви святого Леонарда — там над дверью висит щит с оленем.

— Это все? — спросил Ренье.

Девушка бросила на него веселый взгляд:

— Чего еще тебе надо?

— Кушанье пресновато, мой друг не станет его есть.

— Иное в пост не подают. Но скажи, что ладанка моей госпожи — при ней, и коли твой друг захочет приложиться, отказа ему не будет.

— Что ж, скажу, а пока заплати-ка мне за это, — сказал Ренье, снова хватая и целуя девушку. Она со смехом вырвалась и убежала.

А пикардиец отправился в трактир «Подкова», где всегда можно было промочить горло.

XI

Там он застал Андреаса, в одиночестве сидевшего над кружкой темного пива и копченой селедкой. На школяре была его старая коричневая мантия, у стены рядом стоял дорожный посох.

— Что означает этот вид? А, я вижу, ты и впрямь решил не медлить, — улыбаясь, произнес Ренье. — Стало быть, отправляемся в Гейдельберг?

Андреас покачал головой:

— Тетушка просила подождать до завтра: дядя Хендрик еще не здоров, сегодня она не хочет оставаться с ним одна.

— А ты что же?

— А я проявлю уважение, хотя, клянусь святым Крестом, предпочел бы сейчас шагать по льежской дороге!

— Значит, до завтра? — спросил Ренье.

— До завтра, — вздохнул Андреас.

Пикардиец задумчиво подпер щеку ладонью.

— Вид у тебя больно кислый. Или пиво тут горчит?

— Мерзкое пойло. — Школяр оттолкнул кружку. Друг перехватил ее и в один присест осушил до самого дна.

— Брат, ты не прав, — заметил он, слизывая пену с губ. — Напиток хорош. Стало быть, горчит не пиво, а ты сам. Ну да я тебя развеселю… Слушай: город опустел, в нем остались лишь старики да бродячие коты; служанки пробудут в церкви всю ночь; твой дядя еще слеп, а тетка напугана. Самое время наведаться к ним и разузнать, чем они занимаются в тайне от всех…

Он не закончил — в глазах приятеля отразилась жгучая тоска, и его взгляд напомнил пикардийцу молоденькую служанку из Черного дома. По знаку Ренье трактирщик поставил перед ними полные кружки, но Андреас этого даже не заметил.

— Брат мой, — печально произнес он, — ты как будто одержим бесом. Знаю, ты всегда был таким, твоя кровь бурлит, не дает тебе покоя. Но будь я проклят — что ты хочешь найти у моего дяди? Золото? Ты его не найдешь. Рецепты, тайные записи? Все, что попадет тебе в руки, не будет стоить потраченных чернил. Поверь моему слову, дядя Хендрик не из тех, что возносятся над другими умом или иными качествами; во всяком деле он, что называется, «een kleine bak»[16].

— Высокого же ты о нем мнения, — сказал Ренье.

— Так его называл мой дед — и столько раз, что поневоле запомнишь.

— Из этого следует, что обойти его будет не трудно. Эх, брат Андреас! Сегодня перед нами откроются все двери!

— Лучше выпей-ка еще десяток кружек пива и найди себе подружку, — посоветовал школяр.

— Всему свое время, — ответил пикардиец, сверкая глазами.

Андреас посмотрел на него с сожалением.

— Твой дядя скрытен и упорен, он мог достигнуть многого, — сказал ему Ренье. — Я хочу знать, и я узнаю.

— Что ж, будь по-твоему. Scientia sciolorum est mixta ignorantia[17], — произнес школяр. — Но чтобы тебя не постигло разочарование, помни: тайные науки не подвластны профанам. Обзавестись манускриптами, собрать горшки, реторты, колбы, разные сосуды, тигли, перегонные кубы, весы, а еще ртуть, олово, мышьяк, свинец, серу, сурьму, разные соли, едкие воды, кислоты, золу, песок, опилки и все необходимое для дела — разве этого будет достаточно? Терпение и упорство — только ли в них суть? Разжигай атанор, растирай смеси, сублимируй, растворяй и сгущай — ничего не получишь, кроме caput mortuum[18]. Алхимик, не видящий пути, всю жизнь блуждает, как слепой. Алхимия ведет к свету, но самой запутанной из всех возможных дорог: obscurum per obscurius, ignotum per ignotius