Алхимическое активное воображение - [34]

Таким образом, можно сказать, что в действительном положении дел, которое может быть доказано исторически, нет никакой разницы между инстинктивным импульсом и религией. Религия и инстинктивная физическая жизнь не разделены, и если применить это к нашему тексту, это будет означать, что такой борьбы между mens и телом в первоначальном состоянии не было, они были полностью едины. Как продолжает Юнг, инстинктивная жизнь на примитивном уровне вовсе не проста[30]. Не нужно думать, когда вы используете слово «инстинкт», что это своего рода простое физическое влечение. Напротив, он проявляет себя как сложная система классовых браков, организованных игр и так далее. В самой примитивной инстинктивной религиозной деятельности всегда существует очень строгая организация, много строже, чем в современном праве. Нарушение табу в первобытных обществах влечет за собой наказание гораздо хуже, чем в нашем современном обществе, и многие люди, если они не наказаны племенем за нарушение табу, болеют или умирают, потому что сами чувствуют, что, преступив племенное табу, они предали весь смысл своей жизни.

Таким образом, вы видите, что духовный порядок, который мы ассоциируем с религиозным учением, и инстинктивная деятельность находятся в полной гармонии, но снова и снова в истории человечества и в истории религий это первоначальное единство или гармоничное функционирование модели смысла и порядка и инстинктивных физических импульсов разваливается; и только тогда, как указывает Юнг[31], появляется раскол и религиозные учения становятся враждебны и ядовиты для инстинктивной физической импульсивности. Такие расколы, с которыми мы сталкиваемся здесь, у Дорна, и которые мы встречаем в огромном количестве во всей истории христианства, происходили ранее во многих других религиях и, вероятно, были вызваны самим бессознательным с целью повышения осознанности.

Мы знаем, что в конечном счете все конфликты создаются не только, скажем, неправильным сознательным отношением, но и собственно бессознательным, чтобы объединить противоположности на более высоком уровне. Поэтому ситуация, в которой религиозная доктрина, учение или традиция ядовиты и разрушительны для физической инстинктивности человека, должна рассматриваться не только как катастрофа или отклонение от исходной модели, но в такой же степени и как провокация бессознательной психе для получения более высокого сознания. Однако, если это заходит слишком далеко, человек попадает в ситуацию раскола и испытывает такое напряжение между противоположностями, что полностью теряет свое внутреннее равновесие и даже способность к выживанию. В таких случаях, когда бессознательное, так сказать, создало раскол, оно впоследствии также создает символы, которые призваны согласовать его. Наиболее частые символы, которые появляются в такой момент, это символы великого целителя или Богочеловека, или фигура спасителя, которая снова объединяет противоположности, преодолевает раскол и приносит новый порядок вещей, в котором физическая инстинктивность человека, его, если можно так выразиться, исходные корни и его бессознательное снова находятся вместе, в живом сотрудничестве, как новое видение или новый порядок вещей.

Первоначально поэтому (и Дорн даже признает это ниже) можно предположить, что нет никого менее алчного или несбалансированного, чем животное и первобытный человек. Инстинкт в своей первоначальной форме несет свои собственные меры в себе. Животные очень редко переедают — разве что собаки, которых потом тошнит, но это, как правило, потому, что они уже вступили на беспокойные территории человека. Люди вмешались в привычки и ритмы питания собак, так что давайте не будем брать домашних животных в качестве примера: все они испортились под нашим влиянием. Но животные, живущие в природе, никогда не переусердствуют ни в чем: ни в сексе, ни в пище, ни в чем-либо другом, потому что их модели поведения всегда определяют правильную меру и момент для остановки. Момент начала и момент остановки встроены в их систему поведения, поэтому Юнг всегда говорил, что животные гораздо более благочестивы и религиозны, чем люди, потому что они действительно повинуются своему внутреннему порядку и действительно следуют смыслу того, чем они призваны быть, никогда не выходя за рамки этого. Только человек способен это делать, и мы знаем, до какой степени.

Вы видите, что тело говорит здесь нечто очень интересное: mens, ум, связан на латыни с mensa (столом), mensura (мерой) и mensis (месяц; множественное число menses). Таким образом, оно вдруг верно проявляет интуицию и говорит: «О, мы связаны. Ты mens — тот, кто хочет сосредоточиться на духовном порядке, а то, что меня интересует, — это жизнь здесь, на этой земле, еда и прочее, в этом тоже есть mens». Если бы corpus’у было разрешено поговорить немного больше, они могли бы пожать друг другу руки и согласиться, что в основном они следуют одной и той же линии. Тело должно прислуживаться к своей mensura по поводу mensa, и это именно то, что хочет mens, поэтому нет необходимости в конфликтах. Но