Ты прости меня Бога ради, прости. Не хотел я.
Он снял автомат с предохранителя, передёрнул затвор и вставил ствол в рот.
…Дождь кончился.
Утром они покидали это поле.
Ночью подморозило, пошёл снег, и всё вокруг сразу стало белым, чистым, покрылось огромными кристаллами инея. Чечня поседела за эту ночь.
Огромная километровая колонна полка выстроилась на трассе. Артём сидел не шевелясь, засунув руки в рукава и намотав ремень автомата на запястье. Он уже замёрз, мокрая форма заледенела, стала ломкой, хрусткой и примерзала к броне, а пути предстояло ещё часа четыре – такой колонной они будут идти долго.
Их связной бэтэр стоял как раз напротив того самого поворота на болото.
Из-за поворота потихоньку вытягивались на трассу машины семёрки. Артём заметил Мишкин бэтэр. На броне, со всех сторон обложенный ПТУРами, сидел Василий. Артём махнул ему, криво, невесело улыбнулся. Вася замахал в ответ.
В Алхан-Кале было тихо, бой прекратился ещё ночью. Чехов, видимо, добили. Хотя никаких новостей они об этом не слышали. Они вообще не слышали никаких новостей и, что происходило с их полком, с ними самими, узнавали только по радио. Но раз они снимаются, значит, здесь всё закончилось. Может, даже Басаева шлёпнули.
Колонна тронулась.
Они шли дальше, в сторону Грозного. Взводный говорил, что стоять будут вроде напротив крестообразной больницы. Той самой, которая в «Чистилище». И, видимо, брать её придётся тоже им.
Да и хрен с ней.
Пошли они все к чёрту!
А поле это ему не забыть никогда. Умер он здесь. Человек в нём умер, скончался вместе с надеждой в Назрани. И родился солдат. Хороший солдат – пустой и бездумный, с холодом внутри и ненавистью на весь мир. Без прошлого и будущего.
Но сожаления это не вызывало. Лишь опустошение и злобу.
Пошли все к чёрту.
Главное – выжить. И ни о чём не думать. А что там будет впереди, один Бог знает.
Пошли все к чёрту.
А впереди, Артём ещё не знал этого, был Грозный, и штурм, и крестообразная больница, и горы, и Шаро-Аргун, и смерть Игоря, и ещё шестьдесят восемь погибших, и осунувшийся, за одну ночь поредевший вдвое, мёртвый батальон с чёрными лицами, и Яковлев, найденный в том страшном подвале, и ненависть, и сумасшествие, и эта чёртова сопка…
И было ещё четыре месяца войны.
Артём сдержал
своё обещание. За всю войну он вспомнил о девочке только один раз. Там, в горах,
когда на минном поле подорвался пацанёнок, тоже лет восьми, и они везли его на
бэтэре к вертушке. Разорванную ногу, неестественно белевшую бинтами на фоне
чёрной Чечни, Артём положил на колени, придерживая на кочках, а голова
пацанёнка, потерявшего к тому времени сознание, гулко стучала о броню –
бум-бум, бум-бум…
This text was formated to HTML using ClearTXT program. download it free at http://www.gribuser.ru/
