Алгоритм невозможного - [4]

Он излагал вещи, всем нам известные, я бы на его месте делал то же самое. Не случайно смысл сказанного им воспринимался без малейшего напряжения. Это ли не образец доходчивости!

— Вступая в космол, — напутствовал Урм, — вы присягаете на верность лиге и ее вождю, нашему вождю, великому Лоору. Космольцы всегда были в первых рядах строителей замкнутого общества…

Чувство сопричастности к общему делу, пробужденное этими простыми, общедоступными словами, охватило меня. Я невольно залюбовался Урмом: он произносил речь наизусть, не под фонограмму, — готов в том поручиться! — и ни разу не сбился, не воспользовался подсказкой минисуфлера!

Голос, накаленный пафосом, выверенные энергичные жесты, — вот это трибун! И как его слушают, каким энтузиазмом заряжаются от него!

Тут я случайно перехватил взгляд Урма и поразился: он принадлежал совсем другому человеку, и человека этого среди нас не было… Усталый, отсутствующий, слепой взгляд!

«Показалось!» — с облегчением подумал я, потому что Урм вдруг обвел нас глазами, будто хотел заглянуть в душу — и заглянул! — каждому по отдельности.

— Хочу надеяться, — сказал он, — доверительно приглушив голос, — что сегодня у меня появятся сто новых друзей.

Потом мы и выборщики расселись попарно. Начался индивидуальный контакт (тот самый экзамен, к которому я готовился). Как ни настраивал себя, а все равно почувствовал неприятный холодок, странную неловкость, точно раздевался перед посторонним.

Моим выборщиком оказался Реут, не знакомый мне прежде рыхлый парень, державшийся подчеркнуто сухо, свысока. Его бледное, казавшееся припудренным лицо выражало брезгливость. И за время беседы ни разу не шелохнулось. Даже губы не шевелились, когда он говорил, — чревовещатель, да и только!

Я сразу же понял, что Реут испытывает ко мне неприязнь, и это чувство было взаимным.

Буквально все в Реуте выглядело старческим, от старомодного глухого комбинезона до потрепанного блокнота, который он не выпускал из рук, то закрывая, то раскрывая вновь, чтобы поставить галочку или вычеркнуть заданный вопрос.

Глаза у него были тусклые, немигающие, без ресниц. Такие я видел на сохранившихся изображениях рыб. Волосы неопределенного цвета, редкие, слипшиеся. Лобик крошечный, а подбородок, напротив, непропорционально крупный, тяжелый. И щеки дряблые, отвисшие, как у старика.

Каждую фразу Реут начинал со слова «так», но слышалось «тэ-эк»:

— Тэ-эк… Что имел в виду великий Лоор, говоря о примате замкнутости?

Или:

— Тэ-эк… Что бы ты сделал, узнав, что твой наставник тайно слушает передачи с Гемы?

А действительно, что бы я сделал? Донес бы куда следует? Ох, не знаю, как бы я поступил… Зато знаю, как надо отвечать на такие вопросы:

— Сообщил бы уполномоченному по охране верности.

Все во мне было напряжено. Боялся сорваться, ответить Реуту таким же брюзгливым тоном, да еще передразнить его дурацкое «тэ-эк». И оттого отвечал на вопросы, точно отражал летевшие в меня метеориты, — быстро и четко, без единого лишнего слова, стараясь не отвлекаться от сути.

Затем наступила тишина. Как-то разом, вдруг, будто по неслышной команде.

«Все, конец допросу!?» — подумал я с облегчением и в то же время с некоторым разочарованием, потому что успел войти в азарт, отбивая «метеориты».

Урм сделал знак. Сидевший в нижнем ряду слева выборщик встал и произнес:

— Достоин.

Рядом поднялся другой, тоже сказал:

— Достоин.

И словно волна зигзагами покатилась по рядам:

— Достоин… Достоин…

Вот она добежала до нас. Но что это? Реут промолчал…

А за нашими спинами, все выше и выше:

— Достоин… Достоин… Достоин…

Я не мог поднять глаз.

Девяносто девять раз прозвучало слово «достоин», и вновь стало тихо, лишь урчание серводвигателей доносилось извне. Мы так к нему привыкли, что обычно не замечали, но сейчас оно казалось оглушительным.

И все же я расслышал тихий голос Урма:

— Мы ждем, Реут.

Тот нехотя встал, причем под глухим комбинезоном обозначился выпуклый животик, и, не разжимая губ, процедил:

— Тэ-эк… Достоин.

Когда я, отупевший от переживаний, даже не испытывая радости (она пришла позже), возвращался в жилую зону, кто-то положил мне руку на плечо.

Это был Урм.

— Вот мы и стали друзьями, — сказал младший советник вождя.

Обескураженный, я молчал. Он что, шутит? Или смеется надо мной? Кто я и кто он! Говорят, Урм любимец самого Лоора, каждый день видится с вождем. Что же могло его привлечь во мне?

— Ну, согласен дружить?

Я недоверчиво кивнул. А Урм (он был на полголовы выше меня) склонился к моему уху и вполголоса спросил:

— Хотел бы ты увидеть Гему?

Я оторопел окончательно:

«Испытывает меня… Ловит… Неужели кажусь ему таким дурачком?»

Нужно было ответить негодующе:

«Логово врага? Нет, нет и нет!»

Или:

«Я не предатель!»

Но… не смог, сам не знаю, почему…

— Меня ждет Асда, — буркнул невпопад и ускорил шаг.

Урм шел рядом.

— Это твоя подружка?

— Угу, — промычал я.

— Ну, иди…

Я побежал, а в конце пролета непроизвольно обернулся. Урм смотрел мне вслед.

3. Асда

Асда моложе меня на два года, заканчивает последний цикл обу-жчения. У нее лучистые сиреневые глаза, яркий румянец, что большая редкость для космополитян, зеленоватые, коротко остриженные волосы, хрупкая фигурка, острый ум и насмешливый характер. Последние два качества меня иногда раздражают, но я притерпелся к ним, потому что мы любим друг друга.