Альфонс - [14]

…Андрей почувствовал наконец, что не может больше. Немного ещё — и он тронется. Андрей складывал деньги, считал их. Но радовали они всё меньше и меньше. Ему надоело уже придумывать имена купюрам. Наоборот, Андрей приходил в ресторан, выпивал там, обедал. А когда наступало вримя расплачиваться, он ложил на стол презрительно смятые купюры — с таким точно чувством, как будто освобождался от грязи.

Чем больше денег — тем меньше они радуют. Печальная и пародоксальная истина.

В конце концов Андрей понял: он не выдерживает. По ночам снились странные сны, посещали непонятные жуткие мысли. Всё опротивело. Клуб, его обитатели, каждовечерние извращёные развлечения их. Надоела Москва. Ибо ассоциировалась всё с тем же мерзостным Клубом.

И наконец настал день — Андрей пришёл к Наде. Та сидела в удобном кресле и пила кофе, прочитывая сегодняшний «Московский Комсомолец».

— Надя, — начал Андрей без предисловий, — мне надоело. Хочу уйти.

На лице у Нади не появилось ничего. Совсем ничего. Она, как будто, ждала этого. Надя убрала газету, отодвинула чашку.

Насовсем уйти?

— Насовсем.

Надя подумала немного, потом развела руками:

— Дело твоё. Сам решай. Я только одно скажу. Последнее. Сколько тебе тут платят? Будешь получать в полтора раза больше. Но — без торгов. Не нравится — как хочешь.

Она опять взяла в руки газету. Разговор был закончен.

Андрей вышел на улицу. «В полтора раза больше…» Он присел прямо на тротуар. «В полтора раза больше…» «В полтора раза…» Андрей останется. Потерпит ещё. А там — там видно будет.

Вечер этот начался, как обычно. Анаконда хлестала водку и в очередной раз рассказывала про своего дедушку. Остальные закусывали и лениво, без интереса слушали её. Газель пристроилась к Андрею. Она тихонько поглаживала его по колену.

— Светочка, радость моя, — прошептала Газель, облизнувшись, — когда я смотрю на тебя — кажется, что смотрю на старую свою фотографию.

— Потаскуха недоделанная! — Это взревела Анаконда.

К ней подошла Настя.

— Я не говорила тебе, сука, что водку замароживают?!

— Она замороженная… — сказала Настя спокойно, только голос у неё чуть-чуть дрогнул.

— Замороженная, проститутка…

С размаху Максимова плеснула Насте водку в лицо. Та вытерлась. Андрею показалось, что, кроме обычного презрения в глазах у Насти блеснула ненависть. Может быть, просто показалось. Андрей приподнялся. Ему тягостно было всё это видеть. Андрей никогда не увлекался Фрейдом, но интуиция подсказывала: чекистско-комиссарские сексуальные развлечения Анаконды и её агрессивность по отношению к Насте — одного происхождения. Захотелось выйти на воздух.

— Куда ты, Светочка? — Сонно спросила Газель.

— Сейчас, я на секунду.

Закрыв за собой входную дверь, Андрей огляделся. На дома, тротуар, деревья. Ему показалось, вдруг, что всё вокруг и сверху хочет предупредить об опасности… Странное, неприятное ощущение. Хотя Андрей, казалось, догадывался. Знакомый, очень знакомый пейзаж, но… И тротуар, и дома, и деревья… Андрей посмотрел выше, вгляделся в ярко оранжевую полосу заката…

— Это — смерть, — вдруг сказал он очень негромко, сам не зная к кому обращается. — Смерть.

— Что? Что, Светочка?

Андрей вздрогнул и обернулся. Сзади стояла Газель.

— Ничего.

— Пойдём, Светочка.

Как только они вошли, Андрей увидел Настю с подносом в руке. Настя принесла Максимовой миску, лейкопластырь и бритву. Рядом уже лежал довольно большой кусок хлеба. По тому, как напряглись лица у всех участников трапезы, Андрей понял: происходит что-то из ряда вон выходящее. Они с Газелью сели на свои места. Андрей не сводил взгляд с Максимовой. Ему казалось пугающим — какими неестественно крупными стали её зрачки. Анаконда взяла бритву, подняла рукав… Р-раз — и полоска показалась на её руке. Максимова-Анаконда внимательно смотрела, как кровь ручейком стекает в миску. Андрей ощутил мурашки по спине. Газель взяла бутылку водки и быстро набухала полный стакан. Протянула его Андрею.

— Пей, Светочка.

Анаконда нацедила почти полную миску. Потом проворно заклеила рану пластырем. Взяла кусок хлеба. Раздавила его. Выкрошила всё в выцеженную кровь. Андрей протянул руку и пощупал стакан с мороженной водкой. Горячим холодом обожгло пальцы. Анаконда размешивала ложкой кровь с кусочками размякшего хлеба. Смотрела она всё так же внимательно-сосредоточенно, боясь оторвать взгляд. Потом начала есть. Все остальные, кто был тут, глядели на эту трапезу спокойно, но с интересом. Они явно уже видели подобное, но привыкнуть до конца не могли.

Кровь стекала у Максимовой по губам, тяжёлыми каплями падала на чистую скатерть. Андрей, продолжая глядеть, поднял стакан и залпом высушил.

Уже было за полночь. Надя допила чай. Она сидела в своей комнате и пролистывала свежие газеты. Надоело наконец. Надя отодвинула чашку и посмотрела на часы. Все уже разошлись, наверное. Надо проверить. И можно идти домой.

Она спустилась вниз. Вода шумела на кухне. Надя заглянула туда. Настя с холодным и злым лицом мыла посуду.

В холле никого не было. Надя прошлась из конца в конец, оглядела всё и опять поднялась на второй этаж. Она постучала в одну из комнат. Тишина. Приотворила тихонько. Никого нет. Другую комнату. Следующую. Привычная уже, каждодневная процедура. Надя делала это машинально, думая совсем о другом… Открывая предпоследнюю дверь, она, вдруг, что-то почувствовала. Надя сама не поняла — что. Запах или просто…