Альфагенез - [21]

Ушла и ярость, которая правила им в последние дни, перегорев на адреналиновом пике насилия.

Он приподнялся за воздухом и примостил голову на уступе, расположенном в глубине бортика, единственном месте, где он мог сидеть по шею в воде.

Так устал…

Исцеление истощало его внутренние ресурсы, и он почувствовал себя похудевшим и слабым, словно все его мышцы были свисающей с костей изношенной рубашкой. Отсюда он мог видеть дверь и душевую кабинку. Она была там. Голая. Мокрая. Синтетический фруктовый запах его дразнил — она мыла волосы. Он вообразил ее тело под водой, ее руки, скользящие по груди и вниз…

Глухой звук от падения чего-то тупого заставил его поднять голову. В душе, продавливаясь по стеклу, сползала темная тень.

Наконец-то, ее сразило. Целый день он ждал этого.

Лукас вылез из джакузи. Дверца в душевую кабинку была заблокирована. Он ударил ладонью, и замок позволил ей расхлопнуться. Карина лежала в углу душевой, свернувшись калачиком, как мокрый комочек. Ее ноги дрожали. Ее кожа приобрела бледный, почти серый оттенок. Он зачерпнул Карину с пола.

— Н-нет, — заикнулась она.

Ее губы посинели. Плохой знак.

Лукас преклонился. Карина чем-то полоснула. Он уловил блеск металла и отдернулся, позволяя лезвию ножа пройти мимо него. Откуда у нее вообще он взялся? Ах да. Кухня. Он вырвал нож из ее пальцев и поднял ее с пола.

— Нет, — повторила она, толкая его грудь.

— Ш-ш, — произнес он ей. — Я не собираюсь делать тебе больно.

И вынес. По сравнению с ним ее мокрая кожа была ледяной.

Она с ним боролась, даже когда он влезал в ванну и опускал ее на бортик, погружая в горячую воду до подбородка.

— Отпусти… меня.

Боясь дальше еще больше разволновать Карину, он дистанцировался от нее на полную ширину ванны, давая ей пространство. Нет необходимости напрягать ее. Если она отключится, тогда шансы на ее выживание упадут до плинтуса.

Ушло целых три минуты на то, чтобы перестали стучать ее зубы. Она посмотрела на него и сказала:

— Все болит.

— Твое тело реагирует на мой яд, — сказал он. — Горячая вода поможет. Она успокаивает мышцы. Это нормально.

Технически, все что он говорил было правдой. Он только не вдавался в остальные подробности. Пока.

Горькая усмешка выскользнула из ее губ:

— Нормально? В этом ничего нормального нет.

Правда. Во всяком случае, не для нее. Для него, ему это было обычное дело.

— Сушит?

— Да.

Он пробрался по дну ванны, дотянулся до стоящего рядом небольшого холодильничка и извлек оттуда бутылку воды.

Она взяла бутылку, зажала зубами пластиковый колпачок, открутила и принялась залпом пить, осушив около трети за раз. «Вот так… Пей, Карина», — прозвучало в голове.

Ему вспомнился первый раз Галатеи. Она точно знала, что должно случиться. Она была воспитана для конкретной цели: поддерживать его. И она возненавидела его за это. Ненависть была бы глубоко персональным словом; в ее ментальном списке он это так высоко не расценивал. Галатея ненавидела семью; ненавидела Артура, потому что он был главным; но Лукаса она просто презирала, испытывая отвращение даже к его прикосновению. Чем старше становился, тем более он осознавал, что для нее секс с ним был способом мести. В подпитках он доминировал над нею, и у нее не было другого выбора, как только подчиниться. В постели, на несколько мимолетных мгновений, Галатея доминировала над ним. В тот первый раз, когда она плакала и кричала, так как ее тело боролось с первоначальной дозой его яда, он попытался ее поддержать. Она была такой хорошенькой, такой хрупкой… Он не хотел ее ломать. Она учуяла в нем эту маленькую искорку сострадания, схватилась за нее и крутила ею, опять и опять используя против него. Пока он, в конце концов, больше уже не мог всего этого вынести. Жизнь с Галатеей означала бой в нескончаемой войне, а жизнь с Кариной очень уж отдаленно походила на спарринг с честным борцом. Галатея бросала ему вызов, но никогда бы не воткнула ему нож в спину. Она попыталась бы его в открытую зарезать.

Лукас погрузился в воду и закрыл глаза. Размышления о Галатее оставили в его голове грязный привкус. Его ребра болели опять. Словно тяжелое одеяло, пришла сонливость, угрожая задушить его сознание.

Голос Карины отдернул его до того, как он отключился.

— Почему ты со мной хорошо обращаешься?

— Хорошо — это не из моего лексикона. Я просто устал.

— У тебя ушиб ребер.

— Даниель.

— Я не видела как он тебя бил.

— Ему и не надо. Я — «демон», а он — «акустик». Он может имитировать голоса и вырывать кости из моего тела при помощи фокусированной звуковой волны, — он поднял руки, встал и показал ей длинные воспаленные полосы, идущие по контуру ребер. — Если бы он реально поднажал, ты бы увидела прокалывающие кожу кусочки костей.

В ужасающей тишине она уставилась на него. Он погрузился вниз и закрыл глаза.

— Почему вы таким образом деретесь? — спросила она.

— Единственной причины нет. Иногда ему не нравится что-то мною сделанное. Иногда я это делаю, потому что он меня раздражает.

— А что насчет сегодня?

Лукас вздохнул. Она не даст ему покоя.

— Сегодня мы подрались, потому что Даниель поспорил с Артуром. Даниель хочет эвакуироваться. Артур не хочет. Даниель настаивал на своем, и Артуром была ушиблена его гордость. Я принял сторону Артура. Эвакуация базы — слишком дорогое удовольствие. Один разведчик — еще не достаточная причина, чтобы это делать. Однако, плохой знак: мы уже видели разведчиков раньше на соседних фрагментах, но впервые — так близко. Но мы не можем так просто взять и убежать при первом же намеке на проблему.