Альфа и омега - [23]
«Я же разумный человек... Всё. Довольно. Мне не нужно этих историй, привязанностей, хватит... С меня достаточно Миры. Да и других тоже. Я больше не позволю женщинам выкручивать шиворот-навыворот мои мозги...»
Ночью Бэнг долго не мог уснуть. Что-то мешало ему прийти в обычное самодовольное расслабление, притягивающее сон. Он пробовал читать, специально выбрав из своей необъятной библиотеки одну из самых скучных книг: «Энгельс и Маркс о религии». Издание было английским, что прибавляло сухости в и без того до боли знакомый бред с редкими проблесками ясной мысли. Наконец, часам к двум ночи, книга выпала из его рук, и легкий одурманивающий сон окутал его беспокойное сознание...
– Все кончено! – услышал он голос Миры.
– Нет! Нет! Нет! – кричал Николай и целовал ее в губы, глаза, уши, чувствуя на своих губах горьковатый привкус Мириных слез.
– Я умоляю тебя... Я заклинаю тебя... останься! Я буду тебя прятать... Отдай эти проклятые деньги... Я брошу мужа... Только не оставляй меня... Зачем тебе все это?
«И действительно, зачем мне все это? – мучительно всхлипнул мистер Бэнг. – Разве нельзя было жить обычной человеческой жизнью? Жениться на Мире, родить детей... Зачем мне эта мания величия? Берложное копошение? Тоже мне, выискался мессия...»
Во сне Николай не закричал на Миру, как тогда, при реальном прощании. Наоборот, неожиданно легко согласился остаться, и она – она посмотрела ему прямо в глаза и поверила. ПоверилаПоцелуи посыпались со всех сторон...
– Николушка, миленький...
Тело Миры было стройно и привлекательно. Почему-то она была похожа на вечернюю блондинку, но Николаю было все равно. Он любил ее, как никогда прежде.
«Проклятая таблетка... – мелькнуло в голове Бэнга. Видимо, одного раза было мало, чтобы разрядиться...»
Его подсознание словно расщепилось. Вот он Николай, мальчишка – и любит свою драгоценную девочку, свою несчастную, заплаканную Миру.
А вот он мистер Бэнг – стоит и внимательно рассматривает себя и ее со стороны, трезво осознавая, что нет, не может быть, чтобы Мира сейчас выглядела, как двадцатилетняя... Столько лет прошло!
И тут вошел Джованни.
Мира, увидев повара, встрепенулась, оттолкнула Николая от себя, тот мгновенно слился с мистером Бэнгом в одно целое, а Мира стала торопливо прикрывать свою грудь, которая была вовсе не ее, а вечерней блондинки.
«Запутался в бабах», – мелькнуло в голове Бэнга.
Между тем Джованни ничуть не смутился, а быстренько снял штаны и, не обращая внимания на изумленного Бэнга, с итальянскими прибаутками принялся насиловать Миру. Та не сопротивлялась.
– Люблю женское мясо, – приговаривал Джованни, аккуратно ощупывая Мирину грудь.
Бэнг пришел в ярость, схватил откуда ни возьмись появившийся огромный кухонный нож и зарезал повара. Мира испуганно посмотрела на окровавленные руки Бэнга и прошептала:
– Ты никогда не будешь счастлив!
Она промолвила это так ясно и четко, что Бэнг немедленно проснулся. Мирин голос все еще звучал в его ушах. Бэнг даже включил свет и оглядел комнату. Конечно же, спальня была пуста.
У него раскалывалась голова.
– Мне необходимо забыть тебя. Может быть, тебя давно и в живых-то нет... – горячо зашептал Бэнг. В последнее время он все чаще разговаривал сам с собой, правда, пока только шепотом. – Почему ты меня не отпускаешь? Ведь ты же сама от меня отреклась?
В который раз Бэнгу до мельчайших подробностей – он помнил их наизусть, назубок – вспомнилась давняя сцена. Мира наконец успокоилась, взяла деньги на билеты и пообещала, что как только разведется с мужем, приедет к нему... Приедет туда, куда он ее позовет... Она приедет, пусть только позовет... «Николушка, миленький!..»
Оба торопились: он опаздывал на поезд, она – в детский сад за ребенком, но едва поезд тронулся, он заметил на перроне Миру. «Значит, все-таки пришла проводить...» Николай опустил окно и, высунувшись, закричал:
– Мира, все будет хорошо! Ты ко мне приедешь, и мы обязательно поженимся!
Попутчики в купе дружно заржали, а Мира вся сжалась, отвернулась и медленно ушла. Может, он ошибся? Может, это была не она?
Когда уже из Финляндии Николай задал ей в письме этот вопрос, Мира на него не ответила.
Она написала: «Николушка, я никого так не любила, как тебя, но я понимаю, что тебя сдерживаю... Я не хочу быть тебе обузой. Я оставляю тебя именно потому, что действительно тебя люблю, а ты не должен спорить со мной, потому что ты тоже меня по-настоящему любишь. Не пиши мне больше. Помни обо мне».
Как ни странно, первое, что он почувствовал, – огромное облегчение. «Да, ты права. Все чрезвычайно сложно. Я – беглец. Ты несвободна... Спасибо тебе за все...»
Затем он сел к столу и написал: «Мирчонок, мой зайчонок... Ну что ты говоришь?.. Я не отступлюсь. Я никогда тебя не предам. Скажи „да!“, и я переверну этот мир вверх дном. Мира, стань моей женой. Ты согласна?»
Он немедленно отправил письмо и принялся ждать ответа. Прошла неделя, другая, третья... Пора было съезжать со съемной квартиры, в которой он временно обосновался. Он остался еще на месяц. Ответа так и не пришло. Мирин телефон не отвечал...
Утро наступило незаметно. Так подкрадывается светлая тень преждевременного дождя, так тихо и молчаливо накатывает чувство отчаяния – необязательного, странного, неуместного... Вроде бы все хорошо, и нет нужды предаваться унынию, и нет никаких причин для шероховатой тоски, но то ли тяжелое предчувствие, то ли дремучее, первобытное, укоренившееся, как ржавый якорь, знание неизбежности разочарования прорастает во все уголки предутреннего подсознания. Николас Бэнг проснулся, хотя не мог с точностью сказать, спал ли он в этот предутренний час.
