Альфа Центавра - [23]

– Медиков по координатам, – отдал я приказ дежурному, скинув координаты. Перейдя на частоту отряда, я сказал:

– Не расслабляться, перезарядить оружие и следовать за мной.

Закрыв глаза, я рывком ввёл себя в состояние, позволяющее чувствовать окружающих, и также внезапно вынырнул из него.

– Внизу четверо, ещё один в конце небольшого вентиляционного туннеля, пытается взломать гермодверь, – говоря это, я выключил вибронож, прикрепив его на пояс в магнитный держатель для оружия, после чего, сняв пистолет, вытянул руку немного за спину и выпустил полную обойму в солдата противника, прикинувшегося мёртвым, но ждавшего момента, чтобы открыть огонь нам в спину. Тот попробовал вскочить и выстрелить из своего оружия, но мои первые выстрелы я направил именно на него, выведя из строя. А пока противник пытался выхватить пистолет, его лицевой щиток бронескафандра не выдержал, и очередь плазменных снарядов разнесла его голову. Всё произошло настолько быстро и буднично, что все застыли с удивлением смотря на меня, понимая, что я сейчас спас им всем жизнь.

– Не расслабляться. Гранаты есть?

– Две, – сказала невысокая девушка, которая с трудом держала громоздкую винтовку, после чего добавила, – я не использовала их, так как не могу одновременно держать винтовку и кидать гранаты.

– Вот и хорошо, – сказал, снимая с её пояса гранаты и вешая их на свой, после чего добавил: – Гранаты детям не игрушка.

Вызвав нервный смех у других членов отряда.

– Итак, первым иду я, остальные сразу за мной. Как упали, откатывайтесь в сторону и стреляйте в уцелевших противников.

Подойдя к неровным краям дырки в полу, прожжённой мощной термической шашкой, а возможно, и несколькими, я попытался понять, как нам быть дальше. Как только я спрыгну, то попаду под перекрёстный огонь четырёх засевших бойцов, что гарантировано меня убьёт, а умирать я не хотел.

– Нужен щит, – сказал я и снял нож, активировав его, после чего подошёл к убитому солдату противника, стал срезать виброножом его грудную пластину. На третьем солдате нож выключился, а заряжать его времени не было. Повесив его на пояс, я передал самодельный щит, ближайшему солдату:

– Пойдёшь за мной, падаешь на пол и, прикрывшись щитом, стреляешь в сторону противника, особо не целься, иначе подстрелят. Твоя задача – отвлечь противника, – сказал я, с трудом прикрепив щит к запястью левой руки. Боль была терпима, но долго удержать его я не смогу, поэтому я активировал одну из гранат и сбросил её вниз.

Дождавшись, когда она взорвётся и облако раскалённой плазмы начнёт остывать, я спрыгнул вниз со второй гранатой в руке. Моё время замедлилось, я очень медленно падал в прожжённую дыру. Вот я появляюсь из неё и вижу направленные на меня ружья противника, которые начинают выстреливать в меня раскалённой плазмой. С огромным трудом, используя левую руку прикрываюсь от выстрелов и падая на пол, перекатываюсь в сторону под прикрытием, и в тот же момент кидаю свою гранату в сторону засевших за выступом оборудования солдат противника. Рядом спрыгивает напарник, начиная беспорядочную стрельбу в сторону противника, я, выхватив пистолет и укрывшись за шитом из нагрудной брони противника, делаю то же самое.

Тут с потолка прыгают остальные члены моего, сильно поредевшего отряда, вместе с ополченцами. По сравнению со своим напарником, я могу стрелять прицельно, не выглядывая из-за импровизированного щита. И мои выстрелы выводят из строя оружие в начале одного, а потом и второго противника, тут слаженный огонь с нашей стороны добивает остальных, и я даю команду, уничтожить единственного выжившего противника, который взламывал последнюю преграду. Вперёд бросается единственная выжившая девушка, которую я в шутку назвал ребёнком, и прежде чем мы успеваем что-либо сделать вентиляционный туннель, в который она заскочила, озаряется мощной вспышкой. Последний диверсант решает взорвать себя и противника. Я чувствую эманации смерти обоих человек, от чего на душе становится неимоверно мерзко, а моё сознание начинает плыть от бессилия что-либо изменить.

– Волков, доложите, что у вас там происходит? Картинка с вашего шлема пропала, – нервно вызвал меня дежурный офицер.

– Задание выполнено, противник уничтожен, боеспособных, – я на секунду сверился с тактическим дисплеем: – нет, нужны медики для остатков отряда.

– Молодцы, ждите, две бригады на подходе, – сказал офицер, после чего отрубил связь.

Я попробовал провести диагностику шлема, но он не реагировал на большинство команд, но при этом продолжал транслировать картинку отряда на тактический экран шлема. Осмотревшись, я рискнул снять его и осмотреть. С трудом стянув шлем, я обнаружил четыре скользящих попадания, одно из которых наполовину срезало антенну связи и повредило навесные датчики. Удивительно, что он вообще работал, так как внутри туннеля было очень жарко от расплавленных стен, я поспешил одеть его обратно. При этом боль в раненой руке и боку начала возвращаться, что говорило о том, что аптечка полностью пуста.

Медики под охраной двух ополченцев добрались до нас через пять минут, и нас стали приводить в чувство, а кого-то, наоборот, погружая в медикаментозный сон, чтобы избежать шока. Через двадцать минут моё тело уже лежало на столе перед медиком, который начал вынимать из моего плеча куски сломанных костей и попавшие в рану элементы одежды и скафандра.