— А она, Веник, что с нею?
— Связная? Ее немцы арестовали при выходе из города. Потому и не пришла.
— Убили?
— Не-ет, — засмеялся Веник. — Она очень смелая и хитрая была. Обдурила их и сбежала. Иди сюда!
Веник взял за руку Алесика и подвел к одному из двух больших шкафов. В нем за стеклом стояли разные книги в толстых переплетах. Половина одной из полок была пустой, без книг. Но не совсем пустой, потому что на ней лежали самые удивительные вещи: старая обшарпанная кобура из-под пистолета, темный командирский ремень с позеленелой пряжкой, потемневший металлический кипятильник для шприца, несколько непонятных вещей — то ли ножницы, то ли щипчики, наверняка, докторские принадлежности. Чуток в стороне лежали деревянная трубка, которою больных слушают, зажигалка, сделанная из винтовочного патрона.
Алесик крепко сжал руку Веника:
— Это все партизанское, оттуда?
— Сам видишь. Да ты вон куда погляди, — показал Веник в угол полочки.
Алесик посмотрел и увидел самодельный нож в кожаном чехле. Ручка ножа была сделана из цветного целлулоида. А на кожаных ножнах хорошо видна была надпись, выцарапанная чем-то острым: «Ксении от Зайчика».
— Веник, это его нож?!
— Его.
— А Ксения — она кто?
— Та самая связная. Нож ей Зайчик подарил.
— Ты видел ее?
— Чудак! Тетя Ксения — соседка наша, мать Михася. Сейчас она в городе, в больнице…
— Болеет?
— Два месяца уже…
— Веник, знаешь, я тоже больше пустых обещалок давать не буду. Никогда-никогда! «Честное… партизанское!»
Две легковушки подкатили к дому Жирмоновых, когда уже вечерело. Первым подъехал знакомый Алесику вишневый «Москвич», а вслед ему плавно подрулила светло-кофейная машина незнакомой марки. Михася не было: Ивану Акимовичу дом помогал строить. Алесику приказано было гулять во дворе, гостей караулить.
Захлопали дверки машин.
— Вот мы и дома! — громко объявил доктор Жирмонов.
— Папка-а! — Алесик увидел отца и побежал к нему.
Папа подхватил Алесика, подбросил вверх, поймал и поставил на землю.
— Здоровайся со всеми! — приказал он.
— Добрый день! Ой, добрый вечер! — Алесик только сейчас заметил, что рядом с отцом стоят и Цыбульский в своем синем берете, и немолодая женщина в бежевом костюме, и еще двое мужчин: один с седыми висками и пустым левым рукавом, второй — очень похожий на первого, но молодой, с такими же голубыми глазами, прямым носом и волевой складкой возле губ.
Папа пригладил Алесику волосы, легонько подтолкнул его вперед:
— Мой сын Алесь. Прошу любить и наказывать, если заслужит.
— С лица похож, остальное — увидим, — тихо произнес Жирмонов.
— О! Какой карош сын! — воскликнул с непривычным произношением седой однорукий мужчина. Алесик догадался, что он иностранец.
— Иди ко мне, мой маленький, — не успел Алесик опомниться, как полная женщина подхватила его, прижала к себе, начала гладить по голове. А в Алесиковой руке как-то сама-собой появилась шоколадка.
— Вы тетя Ксения? — еще не веря своей догадке, спросил он.
— Ксения, Ксения, мой хороший.
— А где это наш шелопай? Наверняка, у соседа сруб складывает. Вот непоседа! — с сердцем произнес доктор Жирмонов. И непонятно было: хвалит он сына или, наоборот, недоволен им.
— Михась-младший — не шелопай, — заступился Алесик. — Он к экзамену подготовился уже, толстую книжку прочел. Всю-всю прочел! Я только забыл, как она называется. А что помогает, то это по закону Жирмоновых так надо.
— По какому закону? — удивился Цыбульский.
— Да ну их! — махнул рукою доктор. — Пошли в дом.
Гости не спеша направились в дом. Веселыми голосами и топотом заполнили коридор, прихожую.
— Ну и удружил мне Михась-старший! — все вздыхала тетя Ксения. — Привез полный дом гостей, а по углам, куда ни глянь, беспорядки.
И все что-то убирала с кресел, с комода, поправляла шторы на окнах, суетилась.
— Брось, Ксения, — взял ее за руку Жирмонов. — Присядь-ка лучше.
Тетя Ксения как-то бессильно опустилась в кресло.
— Тетя Ксения, а вы тогда, во время войны, какой были? — спросил, подойдя к ней, Алесик.
— Была я худенькой девочкой, которая очень боялась майских жуков. А твой папа однажды мне этих жуков целую горсть за ворот напустил. И я визжала от ужаса. Когда они ползали по спине и царапались.
— И про жуков не забыла? — удивился отец Алесика. — Ну и память у тебя, Ксенька!
В дом вошел Михась-младший.
— А-а, вот и он! — оживился доктор Жирмонов. — Меньший мой. Старший на Дальнем Востоке, служит. Этот — моя хозяйка, помощник, а еще студент. Михась, ты молодчина, с заданием справился, кажется, присмотрел малого.
— Нашего гостя, отец, зовут Алесем.
Все засмеялись, а доктор Жирмонов склонил голову перед Алесиком:
— Виноват, виноват. Больше не буду малым звать… Михась, поставь чайник на плиту. Покуда закипит, я в больницу съезжу.
— Я привыкла уже, что он там днюет и ночует, — вздохнула тетя Ксения.
Жирмонов вышел. Тетя Ксения и Михась начали управляться на кухне. Дядя Андрей им помогал.
Алесик нашел минутку и спросил у отца:
— Папка, а те двое — кто они?
— Немцы. Старшего, который без руки, зовут Курт Пильцер. Помоложе — его сын Отто.
— Тот самый Курт Пильцер? — чуть не запрыгал от радости Алесик. — Немец — советский партизан?
