Алешка - [3]

Алешку как огнем озарило. Он даже затрепетал. Раздать все, пусть помолятся… У Алешки закружилась голова.

Христославенье шло до рассвета. Когда рассвело, ребята, сложивши дома лен, выходили на улицу, собирались в кучки и хвастались друг перед дружкой, кто сколько наславил, куда они денут деньги. Одни хотели прожить их на пряниках, другие -- беречь к весне на бабки. Один Алешка молчал. Его деньги назначались совсем на другое, и он ждал только случая, как бы их употребить.

Совсем рассвело, и в деревню пошли нищие. Они шли бойко, поеживаясь от мороза. Вот Сеня Косой: косой и кривобокий, у него была коротенькая шубейка, чуни и большая сумка. Только он вошел в улицу -- Алешка подбежал к нему, сунул две копейки и сказал:

– - На, помяни тятьку.

Сеня сбоку взглянул на Алешку, улыбнулся и сказал:

– - Ладно, а как его звали-то?

– - Михайлой.

– - Дело. Помяни, господи, раба Михаила.

За Сеней пришла Мариша-дурочка, и ей попала копейка…

Когда у Алешки остался один пятачок, в деревню входили двое "убогих" -- подслеповатый Яков с плоским лицом и рыжей щетинистой бородой, повязанный под шапкою платком, и его поводыриха Лариса, маленькая, сморщенная как сморчок, старушка, закутанная в десять одежонок. Алешка подбежал к ним и, сунув в руку Ларисы последний пятачок, крикнул:

– - Нате вам… -- помяните раба Михаила.

Лариса взяла пятачок, поглядела на Алешку и сказала:

– - Ладно, помянем.

И она толкнула Якова. Тот снял шапку, перекрестился точно он гонял мух с носа, и резким, скрипучим голосом:

Ай-дда-воспо-мя-янет господи!

Ро-одителей ваших сродников…

Когда пенье кончилось, Алешка почувствовал, что у него точно гора с плеч свалилась. Ему думалось, что он сделал что-то хорошее для отца, и от этого ему было легко-легко. Веселый, с сияющими глазами, он опять побежал домой.

– - Ну, где ты там шляешься-то? -- встретила его мать. -- Разговляться пора.

Мать говорила всегда грубо, но ее тон уже не задевал Андрюшку. Он взглянул на сидевшую за столом Наташку. У ней был повязан новый ситцевый платок с желтыми цветочками, она в этом платке почему-то походила на бабу. Но Алешке и сестра казалась миловидной.

Радостный, с ровно бьющимся сердцем, Алешка принялся за еду. Горе его было забыто.

1913 г.