Алексей Толстой - [83]
Эмиграция была для Толстого временем плодотворным. Он написал «Хождение по мукам», «Графа Калиостро», пьесу «Любовь — книга золотая», несколько исторических вещей и небольших рассказов о современной, в том числе и эмигрантской, жизни, из которых очень любопытен рассказ «В Париже».
Известно, что рассказов с таким названием в русской литературе по меньшей мере два — Алексея Толстого и Ивана Бунина. Бунинский написан много позже, он вошел в книгу «Темные аллеи», и трудно сказать, помнил ли его автор о рассказе своего приятеля, но общего в обоих произведениях поразительно много — одиночество, неприкаянность эмигрантской жизни и невероятно сильное ощущение бездомности; у Толстого оно соединяется с желанием вернуться в Россию, у бунинских героев такого желания нет. И будущего нет, есть только прошлое. Они от России отрезаны, толстовские же мечтают:
«Вернемся в Россию новыми людьми, — настрадались, научились многому… Видите, бегут домой: веселые, усталые, — бегут каждый в свой дом… Бог даст, и мы с вами скоро увидим свой дом, свое окошечко, свое солнце над крышей… Нужно научиться ждать… Как жаль, что мы не унесли с собой горсточку земли в платочке… Я бы клал ее на ночь под подушку… Как я завидую, как я завидую этим прохожим…»
Горстку земли из России унес с собой Ремизов, но не вернулся. А Толстой вернулся, но прежде героине своей подарил тот же путь из Москвы, что и себе:
«Она попала в Париж как перелетная птица: уехала из Москвы в Харьков к сестре в семнадцатом году, — так ее и несло ветром. Здесь она тосковала по Москве, по родным…»
Нечто похожее есть и у Бунина, и в обоих рассказах любовь двух эмигрантов оказывается не просто случайной связью, но чем-то большим, глубоким — нежностью, состраданием, супружеством в высоком смысле этого слова.
«Оба они до краев были полны — каждый своей горечью. Потом Буров зажег газ, — и точно он был Людмиле Ивановне муж или брат и жил с ней давным-давно, — хозяйственно вскипятил чай, отыскал кусочек сыру, приготовил два бутерброда. Пили чай молча, усталые, но на этот вечер успокоенные. Потом Буров, сгребая пальцем крошки, сказал:
— Расставаться нам с вами, видимо, нельзя. Правда?»
А вот у Бунина:
«Мы не дети, вы, я думаю, отлично знали, что раз я согласилась ехать к вам… И вообще, зачем нам расставаться?»
Только финал у двух «Парижей» отличается. У Бунина — смерть. У Толстого — жизнь. А впрочем, и возраст у авторов был разный. Толстой написал «В Париже», когда ему было 38 лет, Бунин — в 1940-м — в 70.
Больше всего славы принесла Алексею Толстому в эмиграции автобиографическая повесть «Детство Никиты».
«Детство Никиты» написано оттого, что я обещал маленькому издателю для журнальчика детский рассказик. Начал — и будто раскрылось окно в далекое прошлое со всем очарованием, нежной грустью и острыми восприятиями природы, какие бывают в детстве», — вспоминал позднее Толстой. А о том, как возник журнальчик для эмигрантских детей «Зеленая палочка» и какое отношение к нему имел Толстой, рассказал в своих мемуарах Аминад Петрович Шполянский, более известный как Дон Аминадо:
«По вечерам сидели в темноте, на лавочке, у самого ржаного поля, напоминавшего Россию. Дышали запахом морских сосен, соображали, как удешевить жизнь, устраивали экзамен на Чехова — какой породы была собака в рассказе «Дама с собачкой»? как звали буфетчика из «Жалобной книги»? где это сказано — «эх вы! женихи!., поручики!..»? И так без конца, до поздней ночи.
В один из таких вечеров, — пришлось к случаю, к разговору, — поделился с Толстым своей давно уже назревавшей мыслью об издании журнала для детей.
— Без кислых нравоучений и сладеньких леденцов, без Лухмановой, без Желиховской и Самокиш-Судковской. С настоящими авторами, не подделывающимися под стиль сюсюкающих писателей для детей, и с настоящими художниками.
Толстой воспламенился, загорелся, сел на своего конька и понесся во весь опор:
— Журнал будет в четыре краски, на дорогой веленевой бумаге, начистоту, всерьёз, чтоб все от зависти подавились!.. А я тебе напишу роман с продолжением, из номера в номер, на целый год, но, конечно, гонорар вперед, потому что пока не будет у меня лакированных туфель, я ни одной строчки не смогу из своего серого вещества извлечь! Наталию Васильевну мысль о журнале тоже увлекла, но остановить «буйно помешанного», как она в таких случаях шутливо называла мужа, было немыслимо. Надо было терпеливо ждать, пока он сам собой выдохнется. Разошлись поздно. Высоко в небе вспыхнула и погасла падучая звезда. От ржаного поля потянуло ночной свежестью. Август был на исходе. <…>
В октябре 1920-го года вышел первый номер двухнедельного журнала для детей. Назывался он «Зеленая палочка». Обложку, в четыре краски, как было задумано летом, сделал Ре-Ми. На первой странице, — чтобы объяснить, почему именно так назвали журнал, — был воспроизведен отрывок из детских воспоминаний Льва Николаевича Толстого.
В смысле приобретения литературного материала дирекция, как говорил Балиев, не останавливалась ни перед какими растратами. Ал. Толстой брал авансы, как взрослый, но слово своё сдержал и дал большую повесть «Детство Никиты», с продолжением в каждом номере»
