Алексей Степанович Хомяков - [11]

, но не мог получить его потому, что оказался мусульманином».[17] Эта характеристика мила своей наивностью и восторженностью, и в ней много правды, несмотря на преувеличения. Хомяков действительно был таким универсальным человеком, одарённым необыкновенно. В этом отношении его можно сравнить с Гёте. Но натура Гёте была по-немецки дисциплинированна, натура же Хомякова была по-русски хаотична. Прежде всего, Хомяков был очень ленив, по собственному признанию и признанию своих близких.

B нашу эпоху религиозные мыслители и искатели не изобретают ружья, машины и средства от холеры, не ездят на охоту, мало понимают в породе густопсовых. Хомяков был ещё крепок земле, был человек родового быта, в нём не было воздушности последующих поколений. Вл. Соловьёв и люди его склада в трудные минуты жизни пишут стихи и в них изливают самое интимное. Хомяков в трудные минуты жизни едет на охоту и в погоне за зайцами разрешает свою тоску. В одном письме он говорит: «Где же поля и зайцы, и веселье скачки, и восторг травли, и все прочие наслаждения мои в качестве Нимвродова потомка (le grand chasseur devant le Seigneur)? Кстати скажу, что это родство даёт мне большее право судить о делах древнего Вавилона, чем немцам, ученым шмерцам, которые не сумеют отличить собачьего щипца от правила».[18] Хомяков – человек с сильным характером, с огромным самообладанием. Он скрытен, не любит обнаруживать своих страданий, не интимен в своих стихах и письмах. По стихам Хомякова нельзя так разгадать интимные стороны его существа, как по стихам Вл. Соловьёва. В стихах своих он воинствен, точно из пушек стреляет, он горд и скрытен. Алексей Степанович был гордый человек, гордость – основная черта его характера. В стихах своих он часто употребляет слово гордость, это излюбленное его слово. В нём был пафос гордости. Но то не была гордость духовная по отношению к Высочайшему, то была гордость житейская, по отношению к людям. И всего более сказалась эта черта характера Алексея Степановича в его отношении к женщинам. Хомякову пришлось пережить неразделённую любовь, и вот как он пережил это чувство.

К ***

Благодарю тебя! Когда любовью нежной

Сияли для меня лучи твоих очей,

Под игом сладостным заснул в груди мятежной

Порыв души моей.

Благодарю тебя! Когда твой взор суровый

На юного певца с холодностью упал,

Мой гордый дух вскипел, и прежние оковы

Я смело разорвал!

И шире мой полет, живее в крыльях сила;

Всё в груди тишина, всё в сердце расцвело;

И песен благодать свежее осенила

Свободное чело!

Так, после ярых бурь, моря лазурней, тише,

Благоуханней лес, свежей долин краса;

Так раненный слегка орел уходит выше,

В родные небеса!

Одно время Хомяков подвергался опасности полюбить известную Россет-Смирнову, но гордость победила это чувство, так как Россет, по мнению Алексея Степановича, чужда России.

Иностранке

А. О. Россет

Вокруг неё очарованье,

Вся роскошь юга дышит в ней:

От роз ей прелесть и названье;

От звезд полудня блеск очей.

Прикован к ней волшебной силой,

Поэт восторженный глядит;

Но никогда он деве милой

Своей любви не посвятит.

Пусть ей понятны сердца звуки,

Высокой думы красота,

Поэтов радости и муки,

Поэтов чистая мечта;

Пусть в ней душа, как пламень ясный,

Как дым молитвенных кадил;

Пусть ангел, светлый и прекрасный,

Её с рожденья осенил;

Но ей чужда моя Россия,

Отчизны дикая краса;

И ей милей страны другие,

Другие лучше небеса!

Пою ей песнь родного края –

Она не внемлет, не глядит!

При ней скажу я «Русь святая!»

И сердце в ней не задрожит.

И тщетно луч живого света

Из черных падает очей,

Ей гордая душа поэта

Не посвятит любви своей.

Очень характерно также стихотворение «Элегия»:

Когда вечерняя спускается роса,

И дремлет дольний мир, и ветр прохладой дует,

И синим сумраком одеты небеса,

И землю сонную луч месяца целует,

Мне страшно вспоминать житейскую борьбу,

И грустно быть одним, и сердце сердца просит,

И голос трепетный то ропщет на судьбу,

То имена любви невольно произносит...

Когда ж в час утренний проснувшийся Восток

Выводит с торжеством денницу золотую,

Иль солнце льёт лучи, как пламенный поток,

На ясный мир небес, на суету земную, –

Я снова бодр и свеж. На смутный быт людей

Бросаю смелый взгляд: улыбку и презренье

Одни я шлю в ответ грозе судьбы моей,

И радует моё уединенье.

Готовая к борьбе и крепкая, как сталь,

Душа бежит любви бессильного желанья,

И, одинокая, любя свои страданья,

Питает гордую, безгласную печаль.

Гордое сознание во всём присуще Хомякову. Очень характерно говорит он о гордости церковной: «Этим нравом, этой силой, этой властью обязан я только счастью быть сыном Церкви, а вовсе не какой-нибудь личной моей силе. Говорю это смело и не без гордости, ибо неприлично относиться смиренно к тому, что даёт Церковь».[19] В другом месте он пишет: «Вы не обвините меня в гордости, если скажу, что я хоть сколько-нибудь возвратил человеческому слову у нас слишком забываемое благородство».[20] Скрытность и самообладание Хомякова связаны с чувством собственного достоинства, с благородной гордостью характера. В нём нет интимности, нет экспансивности, нет лиризма, он не хочет являться людям безоружным. Алексея Степановича часто обвиняли в холодности, в бесчувственности. В моменты страдания он обладал способностью говорить на самые отвлечённые, философские темы, ничем не показывая своего волнения. Так было в момент смерти Веневитинова. Муханов вспоминает о Хомякове: «Особенно была замечательна способность (философского) мышления, которая не оставляла его ни в каких обстоятельствах, как бы они сильно ни затрагивали его сердца при самых глубоко потрясавших обстоятельствах. Таким образом, он продолжал рассуждать самым ясным и спокойным образом о предметах самых отвлечённых, как будто ничего тревожного не происходило в то время».