Алексей Кулаковский - [7]

Человек, воспитанный в атмосфере взаимопроникновения и взаимопонимания в мире олонхо, понимал и смысл жизни, осознавал себя и начинал думать не только о себе, но и о судьбе своего народа.

«Воспевающие красоту природы и жизни, якутские образы, воплощающие мечту и фантазию старинных людей, — пишет Г. У. Эргис, — воспитывали эстетические чувства народа, формировали характер людей»[19].

«Взгляните на якутскую семью, слушающую в долгую зимнюю ночь сказочника, — рассказывал сам Кулаковский. — Все — и стар, и млад скучились вокруг него, словно голодные дети вокруг матери. Тут и дряхлый дед, которому покой на наре дороже всего. Его ничто, кроме родной сказки, не заставило бы добровольно оторваться от теплой постели. Тут и отец семейства, мужчина зрелых лет с утилитарным мировоззрением, которого пустые забавы вроде «остуоруйа» более не интересуют и который после дневных работ сильно устал и желал бы предаться обычному отдыху. Здесь же сидит со своим шитьем забитая дрязгами и заботами дня хозяйка дома. Ей сон весьма нужен, так как встает раньше всех, ложится позже всех и устает больше всех. Тут сидят даже малыши, прекратившие свои обычные шалости и капризы, а также подростки, которым мало понятны слова поэзии, но которых сильно увлекла фабула и фантастичность сказки. Тут же бодрствует и случайный гость, которому завтра предстоит встать рано и пуститься в дальний путь… Слушают все с затаенным дыханием, сильно увлекаясь и стараясь не проронить ни одного слова… Каждый позабыл свои заботы, свое горе и унесся в волшебный, прекрасный мир чарующих грез… А сам сказочник, как истинный поэт, увлекся больше всех, у него даже глаза закрыты, чтоб окончательно отрешиться от грешной земли с ее злободневными дрязгами и прозой; он закрыл пальцем отверстие одного уха, чтобы звонче раздавалось в мозгу собственное пение, под такт которого мерно покачивается его туловище. Он забыл про сон, про отдых, про всё на свете… В глазах слушателей сказочник совершенно преобразился: это не прежний знакомец Уйбаан, а какое-то сверхъестественное прекрасное существо, окруженное таинственным ореолом»…[20].

Л. Р. Кулаковская в «Научной биографии А. Е. Кулаковского» говорит, что ее дед с детских лет впитал в себя дух и мудрость народной поэзии, приобщился к вековым традициям и обычаям предков.

«Высокая духовная культура народа: верования, фольклор, народная мораль и педагогика, а также генетическая расположенность к творчеству — вот те истоки, генерировавшие зарождение якутской письменной литературы, письменной философии, и они являются определяющими», — пишет она.

6

Сам Кулаковский не раз подчеркивал, что детство его прошло «среди косных якутов… вне сферы влияния русского языка» и в детстве он «верил во всё то, чему верили окружающие».

Первые биографы поэта А. И. Софронов и Г. П. Башарин считали деда Кулаковского Николая Алексеевича Собакина «бедным, неграмотным якутом».

Разумеется, категоричность этого утверждения можно объяснить вполне оправданным в советские годы стремлением сделать Кулаковского, хотя бы по происхождению своему, более социально близким правящему классу, но есть документы, опровергающие это мнение.

Сохранилось прошение родовича Тыарасинского наслега Николая Собакина, поданное им в Якутский земский суд 14 августа 1863 года. Прошение — спор идет о сенокосных угодьях на месте спущенного озера! — составлено и написано, как утверждает Л. Р. Кулаковская, рукой самого Собакина и завершается словами: «…проситель Николай Собакин подписуюсь собственноручно»[21].

Как бы то ни было, но, когда пришло время, внука Алексея решено было учить, и в начале сентября 1886 года его повезли в Чурапчинскую школу.

Согласно семейному преданию Кулаковских, маленький Алексей проплакал всю дорогу до школы.

— Что ты плачешь? — утешали его. — Тебе же нравится учиться… Ты же любишь карандаши!

— Ну, ладно… — соглашался Алексей. — Вези-вези…

Но через несколько километров все начиналось сначала.

— Дедушка, зачем ты везешь любимого внука туда, где не протухло ни одно яйцо, где не пропал ни один молодец?[22]

Впрочем, как писал сам Алексей Елисеевич: «Нижний мир имеет свои особые солнце и луну, которые оба щербаты и дают плохой свет подобный цвету «недоваренной мутной ухи» из карасей…».

Говорил он это по поводу якутской мифологии, но применимы эти слова и к погруженному в мир якутских сказок и мифов детству самого Алексея Кулаковского.

Про учебу Алексея Елисеевича Кулаковского в Чурапчинской школе известно немного.

Преподавателями его были вначале Николай Кирикович Горловский, а под конец учебы — Александр Ильич Некрасов, одноклассниками — Илья Башарин, Михаил Дьячковский, Акакий Картузов, Михаил Оросин, Григорий Лысков, Петр Собакин, Александр Игнатьев… Со многими чурапчинскими соучениками А. Е. Кулаковскому не раз доведется встретиться на протяжении взрослой жизни.

Насколько хорошими были учителя, можно судить по тому, что, во-первых, им, несомненно, удалось пробудить в Кулаковском любовь к знаниям, а во-вторых, заложить в подростке достаточно прочный фундамент для возможности продолжения учебы. Поступая после Чурапчинской школы в училище в Якутске, Алексей Кулаковский легко выдержал вступительные экзамены.