Алексей Кулаковский - [102]
«История эта случилась глубокой осенью: писатель верхом на лошади ехал вдоль берега одной речки, места были малонаселенные, можно сказать, совсем безлюдные. От места, где он заночевал, предстояло ехать три версты. Но то ли оттого, что поздновато тронулся в путь, то ли оттого, что сошел с конной тропы и малость заплутал, но огонек заветной юрты все не показывался. А между тем начало смеркаться. Осенний день короток… Вдруг вдали что-то забелело: навстречу торопливым шагом шла молодая женщина в белом платке.
— Тукаам[146], куда так спешишь? Откуда сама будешь? — спросил ее Кулаковский.
— Да вот за тем бугром есть небольшое озерцо, вот там я и живу. Иду искать коров, запропастились куда-то, окаянные!
— Я еду к Сыгынах-баю, не подскажешь, далеко мне?
— Вы сошли с дороги, это отсюда подальше будет. Вон, видите, дорога! На ночь глядя куда ехать, лучше переночуйте у нас, а утром не спеша доедете.
Алексей Елисеевич, поехав к указанному месту, увидел маленькую юрту и струйку дыма, вьющуюся из трубы… Привязав коня к сэргэ, зашел в балаган, оглянулся. Шкаф, стол, несколько тальниковых стульев, хозяйственная утварь, справа — свернутая постель, больше ничего…
Вскоре стемнело, а хозяйки все не было. Очаг догорал, стало холодно, и гость решил подкинуть дров, а когда вспыхнул огонь, начал вполголоса читать алгыс…
Кулаковский читал алгыс мастерски, образно, как и подобает великому писателю и знатоку языка. Вдруг огонь взметнулся вверх, и оттуда, из очага, вывалился сам дух огня — Бырдьа Бытык Хатан Тэмиэрийэ, почтенный старец с длинной седой бородой»[147].
Дух огня объяснил Кулаковскому, что он попал к дэриэтинньику, и научил, как ему спастись.
Кулаковский спасся. Вскоре он добрался до своих знакомых и, не вдаваясь в подробности, порасспросил о заброшенной юрте и ее хозяйке.
Оказалось, что когда-то там жил один охотник с молодой женой, детей у них не было. Однажды мужчина ушел на охоту и не вернулся — то ли на медведя голодного напоролся, то ли еще что с ним приключилось, неизвестно. Жена его день ждет, два, а его все нет, и она, поняв, что осталась без кормильца и опоры, взяла и повесилась за камельком. А так как жили они на отшибе, никто об этом не узнал, так и осталась она непогребенной…
Это, разумеется, только легенда, но как странно сходятся такие легенды с тем, как рассказывал о своих дорогах сам Кулаковский.
Свою последнюю дорогу, в которой с ним также происходят чрезвычайно странные метаморфозы и приключения, Кулаковский достаточно подробно описал в письме председателю ЯЦИКа Платону Слепцову (Ойунскому):
«Добрейший Платон Алексеевич!
Вот Вам моя исповедь. Из Якутска пароход вышел 5 октября, и на третий день плавания пошла шуга. Все были в полной уверенности, что пароход дойдет до Витима или Киренска.
В это унылое время в голове двух олекминцев (горбатого, богатого, бывалого Федорова и П. А. Харитонова) созрел гениальный план: высадиться нам с Харитоновым под Олекминском, проехать на конях и оленях до Могочи на Чаре (1000 верст) и выйти на железную дорогу. Говорили, что езда будет скорая, коней и оленей везде много, плата будет дешевле, чем по тракту. В 3-м году Барахов и Бахсыров проехали очень быстро. Попутно Харитонов желал собирать сведения о местонахождениях полезных металлов, я — полечиться в теплых водах Кюскэндээйи, о которых ходят удивительные слухи…
Теперь скажите, Платон Алексеевич, по совести, виновен ли я в том, что я изменил первоначальный маршрут?
Теперь посмотрим на действительную, изнанковую сторону дела, доведшую меня до бедственного состояния.
Шуга, о которой я говорил выше, растаяла через два-три часа. Настала удивительно теплая и небывало долгая осень, последствием чего явилось то, что Лена стала лишь 14 ноября.
Покупка лошадей, сум, веревок, седел, потников, провизии, зимней одежды, палатки, печки и тому подобных задержала на Лене до 20-х чисел октября. Наконец, выехали на трех конях и с одним проводником. Проводник не знал дороги (знающих вовсе не было), потому в пути до Чары мы проплутали лишних четыре дня. Земля, покрытая слоем снега, была талая, потому лошади проваливались на каждом шагу, и мы испытали все муки Тантала. До черских жителей еле-еле можаху добрались на 12-е сутки — измученные, голодные, оборванные. Но нас здесь ожидало худшее:
1) Все мужчины и подростки до единого ушли «белковать» в тайгу на 1–1,5 месяца.
2) Оленных тунгусов поблизости вовсе нет, да и вообще тунгусов весьма мало, а сами они крайне бедны.
3) У якутов оленей нет; у одного было шесть оленей, но он уехал на них белковать.
4) Некто Ромка Багаев уверял, что брат его, живущий на Чаре, «подымет» нас до Могочи за 700 р. на оленях, но этот брат отсутствовал и своих оленей не имел, а между тем Ромка взял у нас задаток.
5) Выше устья Жуй Чара течет по глубоким ущельям, потому проезд по ней на конях невозможен до декабря.
6) Езде через горы мешают глубокие снега, выпавшие там с начала сентября.
7) В нынешнем году появились по Чаре стаи волков, весьма опасных для ездовых животных.
Оказывается, что Бахсыров и Барахов проезжали во вторую половину зимы, когда реки покрыты льдом, дороги установились, промысел на пушнину прекращен. Кроме того, вперед отправляли нарочного заготовлять оленей.
