Алексей Гаврилович Венецианов - [2]

По семейному преданию, в 1730-х или в 1740-х годах в Нежин переселился Федор Венецианов с женой Еленой. По одним источникам, переселение произошло из Эпирского местечка Болгарии, по другим — из Болгарии, где чета Венециановых жила некоторое время, держа свой путь из Греции. В России семья впоследствии разветвилась, и каждая ветвь утверждала свою версию фамилии предков: одни считали, что в бытность в Греции предки прозывались Проко, другие — что Фармаки, третьи — Михапуло. Не вызывало ни у кого возражений лишь то, что род Венециано происходил из Греции и их первым обиталищем на территории России был город Нежин. В исповедальных книгах московской церкви «Воскресения Христова» отец Алексея Гавриловича долго именуется «нежинским купцом, греком», потом — «московским купцом, греком», а с 1785 года уже просто — «московским купцом».

Судя по «рекламным» объявлениям в «Московских ведомостях», Гаврила Юрьевич был купцом далеко не широкого размаха: ягоды в варенье по десять копеек фунт, ягодные кусты от трех рублей до полтинника ценою да тюльпанные луковицы «разных колеров, ценою смотря по величине луковиц». И еще один, не вполне обычный товар предлагал покупателям купец Венецианов: «очень хорошие разные картины, деланные сухими красками, в золотых рамах за стеклами, за весьма умеренную цену». В тогдашних газетах не раз встречаются объявления о продаже картин. Были в Москве скупщики картин, были, по-видимому, и спекулянты, которые не гнушались и обманом, завлекая простодушных любителей «подлинниками» Рубенса, Ван Дейка и Рембрандта… Не больше доверия внушают и продавцы «лучших картин за половинную цену» или «25-ти картин за сходную цену». В венециановских объявлениях бросается в глаза одна отличительная особенность: во всех предлагаются картины только сухими красками, то есть пастелью. Это не случайные «25 картин за сходную цену». Ясно, что рядом с купцом постоянно был какой-то художник, на протяжении не одного года. И художник этот писал — преимущественно или исключительно — пастелью. Кто он, этот художник? Поискать ответ на этот вопрос мы попробуем чуть позже.

В отцовском домике, что располагался на Воронцовской улице, в 17-й части 3-го квартала Москвы, Алексей Венецианов проживет чуть более двадцати лет своей жизни. Первые нежные годы детства, проведенные в московской атмосфере, давали человеку совсем иную, чем в Петербурге, закваску. Человек всякого сословия чувствовал себя здесь, в этой «метрополии старины», по словам П. Вяземского, много вольнее, раскованнее, чем в сумрачной столице. Много десятилетий спустя А. Герцен напишет, что Москва вовсе не похожа ни на какой европейский город, что она «есть гигантское развитие русского богатого села». Когда Венецианов был мальчиком, подростком и даже юношей, на Москве все еще по старинке мещанский люд норовил затеять при своем домике палисадничек с цветами, ягодами, фруктами, овощами. Да и дома вельмож возводились по примеру усадебных — с обширным двором, флигелями, садом. Живой, покрытой вольной зеленью земли в Москве было много больше, чем закованной в булыжник, как в Петербурге. Наверное, это было прекрасно — забрести в дальний уголок отцовского сада, приникнуть к свежей, зеленой траве, пустить на волю слух и зрение, бережно вбирать краски и звуки. И ощущать себя тайно причастным к жизни земли. По весне сад безудержно, напропалую, буйно цвел. Прельщали глаз нарядно-яркие цветы. Застенчиво и тихо, маленькими невидными цветиками зацветали ягодные кусты. И уж вовсе не оторвать глаз от белого чуда цветущих яблонь. Цветочки сидят так плотно, что скрывают ветви. После, когда придет пора собирать яблоки, мелькнет мысль: как странно, почему же из весеннего обилия цветов так мало вызрело яблок? Не так ли и у людей? Не каждому дано осуществить себя, многие остаются пустоцветом…

Давно известно, что впечатления детства оставляют в человеческой душе неизгладимый след. До двадцати с лишним лет Венецианов проживет почти что в деревне, вблизи животворящей земли. Не потому ли он в годы зрелости, все бросив, ринется в деревню в надежде обрести себя? Его талант не мог расцвести на гранитных берегах Невы, ему необходимо нужен был вольный воздух.

Что еще достоверно известно нам о детстве Венецианова? В воспоминаниях дочери художника читаем: «Алексей Гаврилович исключительно любил науки и искусства, в особенности живопись. По окончании воспитания в Москве в пансионе он поступил на службу…» В каком именно пансионе обучался будущий художник, неизвестно. Пансионов частных было в ту пору в Москве очень много. Зато известно, что в подавляющем большинстве казенных и частных учебных заведений тогда весьма недурно было поставлено рисование. Не случайно дочь художника говорит об особенной любви отца к живописи, относя это увлечение ко времени его обучения в пансионе, до вступления в должность. Можно предположить, что первым учителем прославленного мастера был безвестный пансионный учитель рисования…

Судя по воспоминаниям племянника Венецианова, был у него еще один наставник. Племянник, писавший свои воспоминания уже после смерти дяди, в одном месте именует наставника Пахомычем, а в другом — Прохорычем, но это вовсе не дает права ставить под сомнение самоё существование у мальчика Венецианова учителя из низкого сословия. В ту пору на Москве было немало художников. Были иностранцы, были и русские. Последние в большинстве своем остались безымянными, ибо происходили из дворовых людей. То, что в семье Венециановых учителя называли запросто, лишь по отчеству, говорит о том, что происхождения был он самого простого, а у Венециановых был принят по-свойски — вот так, Пахомычем, Митричем, Прохорычем называли обычно дядьку, приставленного в достаточной семье для присмотра за сыном. Кто знает, может, в жизни Алексея Венецианова это был первый простой русский человек, пробудивший в нем начальное чувство уважения к народу? Правда, мимоходом, мельком он и без того сталкивается с деревенским людом уже тогда, в раннем детстве. Чтобы жить торговлей целой семье, и жить безбедно, своего сада и огорода не достало бы. Гаврила Юрьевич держал постоянную связь с близлежащими деревнями и даже имел для этой цели лошадей. Деревенский люд в доме — это было естественной чертой домашнего уклада семьи. Надо думать, что и сами Венециановы не чурались поездок в деревню. Наверное, и те детские впечатления не прошли бесследно; они оживут, когда академик Венецианов в сорок без малого лет отроду своим переселением в деревню как бы начнет жить собственную жизнь заново.