Александра Федоровна: последняя русская императрица - [5]

Шрифт
Интервал

— Вы останетесь ее последним кавалером и рыцарем после ее смерти, — заключила мадам Юрьевич, поднимаясь со стула, давая тем самым хозяевам понять, что она уходит.

— И я не один в таком ее почитании, Ольга Петровна! Да и к тому же какой с меня спрос? Я теперь живу в Париже, у меня французская семья… сегодня я уже ничего не могу предпринять.

И когда он произносил эти прочувственные слова, я заметила, как в глазах моего отца блеснули слезы. Сердце мое глухо забилось. Я, правда, ничего не понимала, но мне казалось, что истина на его стороне, и что у него есть, что защищать.

Моя мать сделала гостье такое предложение, правда, не очень на нем настаивая:

— Почему бы вам не остаться, моя дорогая, не отобедать вместе с нами?

— Нет, меня ждет дома Ксенюшка. Нас ждут в магазине великой княгини Ирины, где мы будем продавать вещи русского Красного Креста… К тому же Костя все время меня поддразнивает. Ему так хочется доказать, что наша императрица была чудом, просто шедевром!

— Я этого не говорил. Нужно следить за своими словами. Вы на нее нападали, а я — защищал.

— Вам следовало бы стать адвокатом.

— Когда я был молодым, в Каире я начал учиться праву… но не смог продолжать учебу…

Она обняла мою маму, протянула для поцелуя руку отцу.

Они проводили ее в прихожую, где слуги открыли перед ней двери. Она хотела было уже переступить через порог, но, помедлив, повернулась и сказала:

— Константин Александрович, если вам удастся как следует подготовить защиту, то в результате все мы полюбим Александру Федоровну!

Мой отец не часто вспоминал о России, России своего детства, с ее чисто азиатской роскошью и повседневным, несколько архаичным образом жизни. Но он проявлял громадное почтение к последним самодержцам, которым он всегда служил верой и правдой с большим усердием. Каким счастливым он был, когда к нему приходил какой-нибудь соотечественник, укрывшийся в Париже, и они с ним подолгу, часами, разговаривали об «их стране», о тех незабываемых деньках, которые навсегда канули в прошлое. В такое время нам обычно запрещали им мешать. Когда бы в доме не появлялся такой визитер, после их разговора на стол обязательно ставили еще один прибор.

Так, день за днем я с удивлением и восторгом узнавала состояние этих горемык, оказавшихся в стесненных обстоятельствах, на грани нищеты, одолеваемых множеством проблем, среди которых самыми главными были плохое состояние здоровья, поиск средств существования и чувство чужака. Они затемняли все прочее.

Там, на нашей улице Дарю, я смешивалась с этой толпой на тротуарах, на мостовой, перед русской церковью, и в ней узнавала многих друзей моего отца, его родственников, его «протеже». Они скапливались группками во дворе, вели между собой беседы на языке, который я до конца не понимала, ибо едва знала его, и от этого успокаивалось мое сердце. Старые женщины в скромной одежде получали почтенные знаки внимания от мужчин такого же, как и они, возраста, таких чопорных, в потертых пальто, — они срывали с головы старый котелок зеленоватого цвета или шапочку.

Голубизна церковных куполов, холодная луна на небе, холодная, по-сибирски, ночь, вызывали во мне своеобразные чувства. Мне казалось, что эти люди помогают мне возродить в воображении святую Русь; эти люди, хотя и побежденные внешней стороной жизни в своем большинстве, все же сохраняли свою свежую жестокую чувственность. Несчастная, трогательная любовь к прошлому освещала их, как освещают свечи, горящие перед иконами; в их глазах, казалось, поблескивали всполохи могучих струй Невы-реки, проходили чередой омертвевшие дворцы, где больше не было ни роскошных празднеств, ни мятежей, а также дивные украшения монастырей, вольные степи, мрачные крепости, высокие горы с белыми снежными шапками, в них чувствовалась эта вечная потребность в чуде, эта никогда не иссякающая вера в Бога.

Прислушиваясь к их разговорам, к их молитвам, я чувствовала запах ладана, а в их спорах на стародавний манер проявлялась их несгибаемая верность своим корням. История Александры Федоровны, этой носительницы покаяния, прибывшей в эту громадную империю, чтобы сгинуть там вместе с ней на кострах ненависти, только раззадоривала мои нежные чувства к ней, усиливала мое детское любопытство, а также дочернюю мою жалость к ней, ибо в молитвах моего отца я постоянно слышала благословенно повторяемые имена, отныне вошедшие в легенду — имена Николая и Александры!

II

В гостиничном номере, ставшем последним салоном для русских эмигрантов, мой дядя тихо говорил своим красивым голосом, с самого начала таким строгим и важным, и этот его тон внушал чувство доверия всем его слушателям.

— Речь идет об умело разработанном преступлении, жертвой которого станет ваш несчастный брат, мой дорогой Игорь…

Довольно молодой человек, но уже с седыми висками, сжал сильнее рукой подлокотник кресла.

— Князь, я прекрасно понимаю, что не желаю встречаться с Женевским комитетом. С тех пор когда мне был представлен граф Игнатьев, я прислушиваюсь к его советам.

— Вы верно поступили! Несмотря на то, что эта трагедия разыгралась давно, нас повсюду загоняют в угол, преследуют… Даже те ужасные условия жизни, в которых мы с вами находимся, не отвращают наших врагов… Они все еще опасаются, как бы мы не выскользнули из их рук…


Рекомендуем почитать
Исповедь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Воспоминания

Анна Евдокимовна Лабзина - дочь надворного советника Евдокима Яковлевича Яковлева, во втором браке замужем за А.Ф.Лабзиным. основателем масонской ложи и вице-президентом Академии художеств. В своих воспоминаниях она откровенно и бесхитростно описывает картину деревенского быта небогатой средней дворянской семьи, обрисовывает свою внутреннюю жизнь, останавливаясь преимущественно на изложении своих и чужих рассуждений. В книге приведены также выдержки из дневника А.Е.Лабзиной 1818 года. С бытовой точки зрения ее воспоминания ценны как памятник давно минувшей эпохи, как материал для истории русской культуры середины XVIII века.


Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича

Граф Геннинг Фридрих фон-Бассевич (1680–1749) в продолжении целого ряда лет имел большое влияние на политические дела Севера, что давало ему возможность изобразить их в надлежащем свете и сообщить ключ к объяснению придворных тайн.Записки Бассевича вводят нас в самую середину Северной войны, когда Карл XII бездействовал в Бендерах, а полководцы его терпели поражения от русских. Перевес России был уже явный, но вместо решительных событий наступила неопределенная пора дипломатических сближений. Записки Бассевича именно тем преимущественно и важны, что излагают перед нами эту хитрую сеть договоров и сделок, которая разостлана была для уловления Петра Великого.Издание 1866 года, приведено к современной орфографии.


Иван Ильин. Монархия и будущее России

Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)