Александра - [17]

Приведя к себе в кабинет Евгения Николаевича, Латышева пессимистично заметила:

— Я, конечно, вас оформлю, раз Галина Ивановна просит, только не думаю, что вы будете у нас работать. Нет, вы, безусловно, нам подходите. Другое дело, подходим ли мы вам. Музей у нас маленький. Вакантная должность только экскурсовода. Он является у нас и научным сотрудником, но фактически никто, кроме меня, наукой не занимается, да и мне некогда, честно говоря. А вы человек, как я понимаю, широкого масштаба. Вашу работу здесь я расцениваю, как, если можно так выразиться, стрельбу из пушки по воробьям. Поэтому, когда вы поймёте, то вряд ли долго задержитесь. Тем более, что зарплата очень маленькая. Так что вы подумайте хорошенько, прежде чем соглашаться. Не поймите, что я вас отговариваю. Ради бога, мы вас примем с удовольствием.

Только не ругайте нас потом.

— Хорошо не буду.

— Не будете что? Работать у нас или ругать?

— Не буду ругать.

— То есть вы согласны работать?

— Да, согласен.

— Ну, вы, я вижу, смелый человек. — И Латышева рассмеялась. — Может, когда-нибудь займёте моё место.

— Что вы? Зачем это мне?

— Нет, отчего же? В жизни всё возможно. Но имейте в виду, что я пока уходить отсюда не собираюсь. Слишком много вложено мною в этот музей.

Евгений Николаевич смотрел на стройную красивую молодую женщину с рассыпанными по плечам волосами, прекрасно дополнявшими несколько удлинённое лицо, но очень строгую. Начальственный тон ей не очень подходил.

Вспомнилась преподаватель английского языка на третьем курсе института. Та, правда, была не столь элегантна, но тоже молода и предельно требовательна к студентам. Многие её просто боялись. Плохие ответы она органически не переносила. Вздыхала, охала и морщилась, как от зубной боли, слыша неправильное произношение или видя, что отвечающий забыл нужное слово. Студентов называла не иначе, как по фамилии.

Поэтическая натура Инзубова страдала от подобных взаимоотношений, и он написал ей посвящение, которое так и не показал своему преподавателю до окончания института, боясь, что она воспримет стихи в качестве просьбы на снисхождение, ибо там были такие строки:

Вы вздыхаете: нервы, наверное.

Знаете — могу отвечать сильнее.

Кто-то зовёт Вас Иллана, Элла,

а я и по отчеству назвать робею.

И я не решусь нежно взять Вас под руку,

когда загораются в небе искры,

но не потому, что не хватит пороху,

а потому, что не знаю английский.

Но строгость преподавателя заставляла студентов больше и напряжённее работать, что и давало соответствующие результаты. Её группа оказывалась сильнее, чем у других преподавателей. Как часто приходилось вспоминать эту строгость с благодарностью.

Сейчас, при этих воспоминаниях, внутри у Евгения Николаевича всё смеялось: «Опять женщина начальник, и опять неприступная. То ли должность их делает такими, то ли наоборот строгость характера выдвигает их пусть на маленькие, но руководящие должности? А как же у них обстоит дело с любовью?» Но об этом он говорить не стал, сделав акцент на другом:

— Не волнуйтесь, пожалуйста, Татьяна Андреевна. У меня совершенно другие задачи. Я пишущий человек. Недостаток в зарплате покрою публикациями. Важно иметь нормальную рабочую обстановку. Сама по себе должность для меня большого значения не имеет.

— Приятно слышать, что вы не амбициозный человек, хотя это не всегда и хорошо в работе. Лучше, когда человек к чему-то стремится. Но у вас, я поняла, литература на первом месте. Тут я вам готова всегда помочь. Материала для публикаций у нас предостаточно. Взять хотя бы знаменитый роман Островского «Как закалялась сталь». Вы, конечно, не знаете, что довольно большая часть рукописи романа не была опубликована.

— Что вы имеете в виду? — не поняв, спросил Инзубов.

— Только то, что сказала. Тот вариант, что вы изучали в школе, на самом деле мог бы быть гораздо полнее, но его не опубликовали.

— Почему?

— Это вопрос, которым я вам и предлагаю заняться. Кроме того, вам будет небезинтересно узнать, что и в самой биографии писателя мы имеем сплошные белые пятна. Есть над чем работать при желании. Но сначала подготовьте экскурсию по музею. Даю вам на это всего три дня. Экскурсоводов у нас мало, а посетителей, в том числе коллективных, всё больше и больше. Так что возьмите побольше литературы в нашей библиотеке и начинайте работать. Желаю успеха!

Новость казалась шокирующей. Он шёл в музей, будучи уверенным, что ничего нового для себя не откроет. Уж очень хорошо был известен всем со школьной скамьи Николай Островский. Думалось, о нём настолько всё известно, что каждая запятая книги, не то что биографии, выверена сотни раз биографами и литературоведами, и потому, кроме экскурсий по музею, делать будет нечего, а тут такое сообщение.

Тем и началась новая жизнь Евгения Николаевича, но с предыдущей он сразу не порвал. В издательстве состоялось плановое партийное собрание, которое Инзубов посетил, поскольку не снялся ещё с партийного учёта.

Собравшиеся коммунисты едва уместились в тесном маленьком зале первого этажа издательства. День был среди недели, всем хотелось поскорее уйти за покупками да домой, сенсаций на собрании не предвиделось. Но слово попросил Инзубов.