Александр Зиновьев. Прометей отвергнутый - [252]

.

Интересовал и другой вопрос. Чем он будет заниматься. Наукой, литературой, политикой? Да тем же, что и раньше. Читать лекции, писать статьи и книги, принимать участие в общественной жизни. Жить согласно своим принципам и взглядам. «Я знаю, что я должен делать, и я это делаю. Я продолжаю исследовать западное общество, ситуацию в России, делаю прогнозы относительно того, что происходит и что будет происходить. Я буду сообщать результаты своих исследований своим соотечественникам, но как они этим воспользуются, это их дело. Я вовсе не строю иллюзий на этот счёт»[774].

Что точно, то точно. Он всегда жил без иллюзий. И теперь готов был ко всему.

Утром в Париже на первой полосе «Le Monde» появилось его прощальное объяснение с Западом «Почему я возвращаюсь в Россию». Он напоминал, как он оказался в эмиграции и почему вынужден был так долго жить на чужбине вопреки своим взглядам и интересам. Он напоминал, каким было то время и какой была в те годы Европа. Он писал о тех катастрофических переменах, которые произошли в России и на Западе в последнее десятилетие. Он констатировал капитуляцию человечества перед экспансией глобализма и американизации. Он отрекался от Европы, предавшей свои социальные идеалы и достижения — демократию, либерализм, свободу слова, плюрализм, нравственные императивы, от Европы, допустившей разгром России и бесчеловечную войну на Балканах. «Решающим мотивом моего возвращения является не то, что я еду в свою страну, а то, что я оставляю Запад, который стал моим врагом»[775]. Он предупреждал, что слепое подчинение интересам США приведёт страны Европы к разрушению самих основ европейской цивилизации и к утрате национального суверенитета. Он говорил об этом с болью и выражал надежду, что Россия ещё сыграет свою роль в борьбе за сохранение европейских ценностей. «Возвращаясь в Россию, я остаюсь верен самим принципам Западной Европы»[776].

В Шереметьеве никакой официальной встречи организовано не было. Ждали только родственники и друзья. Сестра Ольги — Светлана. Из Института философии — А. А. Гусейнов и В. И. Толстых. Но не в качестве представителей учреждения, а в частном порядке. Из политиков, тоже без официальных полномочий — С. Н. Бабурин, В. Б. Исаков, С. А. Глотов. Благодаря их статусу для встречи был предоставлен VIP-зал, что хоть немного придало моменту торжественности. Присутствовала и пресса — газетчики, телевидение. А вообще, если бы была возможность, власти предпочли бы умолчать факт его возвращения, как в 1978-м умолчали его высылку на Запад. Странным образом, многое напоминало то злопамятное лето, хотя ведь с тех пор не просто двадцать лет прошло, а мир перевернулся. Остался верен себе только он, вечный отщепенец. На все времена. Во всех мирах. При всех властителях и режимах.

Из аэропорта поехали в двухкомнатную квартирку Светланы. В Чертанове всё ещё шёл ремонт. Хотя Полина не собиралась в скором времени перебираться в Москву, она вместе с мужем Манфредом также прилетела с ними. Да и как иначе! Без неё возвращение было бы неполным. В итоге его вторая жизнь в Москве опять начиналась с «коммуналки», пусть и родственного наполнения. Правда, на другой день Светлана с Ксенией уехали в деревню.

По дороге из аэропорта Бабурин обратил его внимание на рекламный баннер на Ленинском проспекте: «Воров — в тюрьму! Зиновьева — в Думу!» А может, сразу в президенты?

«Вечерняя Москва» «приветствовала» его возвращение разнузданной заметкой «Зиновьев тут как тут». В модном хамоватом тоне сообщалось: «Писатель и философ Александр Зиновьев возвращается в Россию. Зиновьев, конечно, не Солженицын. Хотя и любит давать телеинтервью в таком же, как и у автора „ГУЛАГа“, френче. Зиновьева изгнали из страны 21 год назад, как водилось тогда, за убеждения. В 1976 году он опубликовал на Западе недостаточно советскую книгу. Сам утверждает, что сначала его хотели расстрелять, но передумали. Но диссидентом и антисоветчиком Зиновьев себя не признаёт. И утверждает, что жизнь на Западе была для него „настоящим наказанием“. Горбачёв вернул вынужденному эмигранту советское гражданство, однако в ответ никакой благодарности не последовало. Генсек КПСС оказался в глазах Зиновьева „предателем“, начавшим разрушение страны (Ельцин — продолжатель). Вдали от униженной родины Зиновьев жил лекциями, книгами и воспоминаниями о былом могуществе СССР. А временами наезжал в Россию. Его друзья — коммунисты. „Правда“ и „Советская Россия“ ловят каждое его слово. Он говорит о том, что Россия должна „сопротивляться западнизации“, что советская система — самая для неё подходящая, а Сталин — идеальный политический деятель… Александр Зиновьев возвращается вовремя. Запад окончательно ему опостылел, а в России — выборы: лучший сезон для очередного „мессии“»[777].

Что ни предложение, то либо враньё (никогда не носил он френча), либо передёргивание, либо какие-то двусмысленные намёки («сам говорит», читай — выдумывает), подмигивания, усмешечки (типа, нам бы такое «наказание»). Пошло и подловато. Новая русская свобода слова! Правда, почему-то очень напоминает донос (Ельцина не любит, друзья — коммунисты, сам — сталинист, рвётся к власти). Характерно, что заметка без подписи. Классическая советская анонимка.