Александр Зиновьев. Прометей отвергнутый - [17]

В «Зияющих высотах», над которыми будет работать в середине 1970-х, он создаст образ Сталина запредельный по своей сатирической остроте. Хулиганский. Недопустимый не то чтобы на страницах советских книг, но даже в  мыслях советских людей — партийных, беспартийных, диссидентов, «антисоветчиков». Он подвергнет его тотальному осмеянию.

«Как известно, Хозяин обладал не только мощнейшим интеллектом за всю прошлую и будущую историю человечества, но и мощнейшим членом. По преданию, членом он уничтожал своих самых заклятых врагов. Делал он это так. Вызывал врага к себе поздней ночью, заставлял покаяться ради интересов Братии и назвать сообщников, вынимал свой мощный член и слегка стукал им по пустой черепушке врага. А-а-а-х, крякал он при этом. Череп врага разлетался вдребезги. А тыпэрыча, говорил добродушно Хозяин, подбыры за сабой сваё дырмо и ухады. И впред буд умнэя, балван. Враг подметал за собой осколки уже ненужного черепа, забитого ещё недавно трухой ибанизма, и покорно уходил сочинять донос на своего ближайшего друга и соратника, с которым они вместе просидели в юности пятьдесят лет в одной камере-одиночке»[19].

Глумлением перейдёт он черту банальности, оставив за ней весь комплекс расхожих чувств и суждений, идеологизированную обывательскую жвачку — страх, трепет, восторг, негодование, укор.

«В честь члена Хозяина складывались песни, были названы города, устраивались торжественные шествия. На углу улицы Хозяина (ныне — улицы Заведующего) и Хозяйской улицы (ныне Заведующевской улицы) в честь члена Хозяина построили Забегаловку. На главной стене её лауреат всех премий и носитель всех званий Художник изобразил мощный член Хозяина в рабочем состоянии, насадив на него всех видных политических деятелей Европы и Америки. Под картиной на мраморной плите золотыми буквами высекли стих лауреата почти всех премий Литератора:

Ты к нам грязный нос не суй,

А не то получишь… член!»[20]

Скоморошьим смехом стряхнёт он шелуху предрассудков, чтобы потом уже говорить только по существу.

В 1979-м, в статье к столетию Сталина, Зиновьев, будучи уже в эмиграции, к удивлению многих (всех!), скажет: «Оценка личности Сталина немыслима без оценки эпохи, неразрывно связанной с его именем, — эпохи сталинизма. Что такое Сталин без сталинизма? Человечек невысокого роста. Недоучившийся малограмотный семинарист. Рябой. С грузинским акцентом. Был коварен, мстителен и жесток. Своими пальцами оставлял жирные пятна на страницах книг… А не слишком ли это жидко для характеристики человека, владевшего и до сих пор ещё владеющего умами и сердцами миллионов людей?! После урагана разоблачений ужасов сталинского периода, который (ураган) начался со знаменитого доклада Хрущёва и достиг апогея с появлением не менее знаменитого „Архипелага ГУЛАГ“ Солженицына, прочно утвердилось представление о сталинском периоде исключительно как о периоде злодейства, как о чёрном провале в ходе истории, а о самом Сталине — как о самом злодейском злодее изо всех злодеев в человеческой истории. В результате теперь в качестве истины принимается лишь разоблачение язв сталинизма и дефектов его вдохновителя. Попытки же более или менее объективно высказаться об этом периоде и о личности Сталина расцениваются как апологетика сталинизма. И всё же я рискну отступить от разоблачительно-критической линии и высказаться в защиту… нет, не Сталина и сталинизма, а лишь возможности объективного понимания их»[21].

В своём эссе Зиновьев впервые попробует предложить современникам посмотреть на сталинскую эпоху и роль Сталина в ней с объективных социологических позиций — ни просталинских, ни антисталинских, называя вещи своими именами: «Сталин и его приспешники были негодяями, но негодяйство их особого рода: оно есть социальное негодяйство. Оно прёт само изо всех пор советского общества. Оно производится самим нормальным ходом жизни. Оно есть закономерный продукт светлых идеалов. Короче говоря, Сталин был адекватен породившему его историческому процессу. Не он породил этот процесс, но он наложил на него свою печать, дав ему своё имя и свою психологию. В этом была его сила и его величие»[22].

В романе «Жёлтый дом» (1978–1979) в серии исторических эпизодов «Сталин» Зиновьев продолжит разработку концепции сталинизма как явления социального, порождённого не злым гением отдельной личности, а задачами самоорганизации общества в целях выживания и самосохранения в условиях системного кризиса власти, деградации и распада прежних социальных структур и институтов — в условиях революции: «Исторический процесс — явление сложное и коварное, — говорит Сталин, обращаясь к своим подчинённым, в сцене, происходящей в его рабочем кабинете в Петрограде вскоре после октябрьских событий. — В нём есть поверхностная пена и скрытые глубокие течения. Есть свои смертельные водовороты и идиллически тихие заводи. Революция… Где происходит революция? На улицах? На митингах? На заседаниях? Конечно. Но это — лишь пена революции. Главное же её течение проходит здесь: это мы с вами, наша серая будничная работа. Революционная пена увлекла за собой почти всех видных деятелей революции и вскружила им головы. Где они? Они — на трибунах. В массе. Они вообразили, что слово есть всемогущее оружие революции. Но ведь людям надо есть и спать. Одеваться. Передвигаться. Им надо получать пищу и оружие. Они должны объединяться в группы и разделяться на группы. Кто-то должен назначать на должности, контролировать, отдавать распоряжения. Революция — это прежде всего новая форма организации миллионов масс населения»