Александр Шморель - [55]

Гёте говорит о немцах как о трагическом народе, таком же, как евреи и греки. Но сегодня они скорее производят впечатления ограниченного, безвольного стада прихлебателей, у которых удалён спинной мозг и которые теперь, утеряв стержень, готовы позволить гнать себя к гибели. Так кажется. Но это не так. Более того, медленным, коварным, систематическим изнасилованием каждый по отдельности был загнан в духовную тюрьму, и лишь когда уже связанный лежал в ней, осознал этот рок. Немногие распознали угрожающую порчу, а расплатой за их героическое предупреждение стала смерть. О судьбе этих людей ещё нужно будет говорить.

Если каждый будет ждать, пока начнёт другой, посланцы мстящей Немезиды будут неудержимо надвигаться всё ближе и ближе, и последняя жертва будет бессмысленно брошена в пасть ненасытного демона. Поэтому каждый должен, осознавая свою ответственность, как член христианской и европейской культуры, защищаться в этот последний час как только он может, работать против заложников человечества, против фашизма и каждой подобной ему системы абсолютного государства. Оказывайте пассивное сопротивление — сопротивление — где бы вы ни находились; предотвращайте дальнейший бег этой атеистической военной машины, пока не будет слишком поздно, пока последние города не превратились в груду развалин, подобно Кёльну, и пока остатки молодёжи нашей нации не истекли где-нибудь кровью за наглую заносчивость недочеловека. Не забудьте, что каждый народ заслуживает то правительство, которое он терпит! Из Фридриха Шиллера, «Законодательство Ликурга и Солона»:

«…По сравнению со своим собственным назначением законодательство Ликурга является шедевром государство- и человековедения. Он желал сильного, основанного на самом себе, нерушимого государства. Целью его стремлений была политическая сила и долговечность, которых он достиг настолько, насколько это возможно было в его положении. Но если сравнить эту цель со смыслом человечества, то на месте восхищения возникает глубокое неодобрение, что омрачает первый, поверхностный, взгляд. Всё может быть принесено в жертву во благо государства, только не то, чему само государство служит средством. Государство никогда не является смыслом, оно важно лишь как условие, при котором смысл человечества есть не что иное, как развитие всех человеческих сил, прогресс. Если конституция государства мешает развитию сил, находящихся в человеке, мешает прогрессивному развитию духа, то она порочна и вредна, сколь бы продуманна и совершенна в своём роде она ни была. Её долговечность послужит ей скорее упрёком, чем славой, — она будет лишь растянутым во времени злом. Чем дольше она держится, тем больше вреда она приносит.

…За счёт нравственных чувств были достигнуты политические заслуги и развита способность к ним. В Спарте не существовало ни супружеской любви, ни материнской, ни детской, не было дружбы — ничего, кроме граждан, ничего, кроме гражданского достоинства.

…Государственный закон вменял спартанцам в обязанность бесчеловечность по отношению к рабам; в лице этих несчастных жертв было поругано и истязалось человечество. Даже в сборнике спартанских законов проповедовался опасный принцип — рассматривать человека как средство, а не как смысл. За счёт этого были закономерно разрушены устои природного права и нравственности.

…Какое прекрасное зрелище являет собой суровый воин Кай Марций в своём лагере пред Римом, отданный в жертву отмщению и победе за то, что не мог видеть, как текут слёзы матери!

…Государство (Ликурга) могло продолжать своё существование лишь при одном условии: если бы дух народа замер; оно могло бы сохранить себя только, если не был бы достигнут высший и единственный смысл государства».

Из Гёте, «Пробуждение Эпименидия», второй акт, явление четвёртое:

Гении:

Тот, кто вознёсся из пучины,

Ведомый предначертанной судьбой —

Полмира победить,

Всё ж вынужден вернуться в пропасть, —

Над ним уже навис безумный страх.

Напрасно будет он ему сопротивляться,

А все, кто с ним поднялся,

Пойдут за ним на дно.

Надежда:

Вот встречаю мне послушных,

В тишине ночи собравшихся

Для раздумий, не для сна.

Слово чудное «свобода»

Шепчется ещё смущённо

До тех пор, пока с восторгом,

С непривычной новизною

Не воскликнем на ступенях

Наших храмов:

(С убеждением, громко)

Свобода!

(Умереннее)

Свобода!

(Эхо со всех сторон)

Свобода!

Мы просим Вас переписать этот листок с возможно большим количеством копий и распространить дальше!

II ЛИСТОВКИ «БЕЛОЙ РОЗЫ»

С национал-социализмом нельзя полемизировать в душе, потому что он недуховен. Неверно говорить о национал-социалистическом мировоззрении, потому что, если бы таковое существовало, необходимо было бы попытаться доказать, что оно есть. Либо победить его духовными средствами. Реальность предлагает нам совершенно иную картину. Уже в своём зародыше это движение зависело от обмана окружающих, уже тогда оно прогнило изнутри и могло спасти себя лишь за счёт постоянной лжи. Ведь сам Гитлер пишет в раннем издании своей книги (книги, написанной на худшем немецком языке, который мне доводилось когда-либо читать, тем не менее вознесённой братией писателей и мыслителей до уровня Библии): «Невероятно, как нужно обманывать народ, чтобы править им». И если вначале эта раковая опухоль немецкого народа была не столь заметна, то лишь потому, что достаточно было хороших сил, сдерживающих её. Она становилась всё больше и больше, и, наконец, после прихода Гитлера к власти, благодаря последней подлой коррупции, нарыв лопнул и осквернил всё тело. Большинство бывших противников спрятались, немецкая интеллигенция сбежала в подвал, чтобы там, как картошке, укрытой от света и солнца, постепенно задыхаться. Сейчас мы находимся перед концом. Сейчас важно овладеть собой, взаимно просвещать друг друга, всё время думать об этом и не давать себе покоя, пока последний не убедится в чрезвычайной необходимости своей борьбы против этой системы. Когда по стране пройдёт волна смятения, когда недовольство будет витать в воздухе, когда многие примут участие, только тогда эту систему можно будет стряхнуть последним, титаническим усилием. Ужасный конец всё-таки лучше, чем ужас без конца.