Александр Первый и его время - [17]

Сопоставьте эту цитату из письма Паррота к Императору Николаю I с цитатой из книги проф. М. Зызыкина и вам станет ясно, как цинично русская интеллигенция искажает в своих исторических сочинениях подлинные исторические факты.

Проф. Зызыкин патетически описывает, что двоедушный Александр «не сумел создать себе опору даже в Сперанском, от которого дворянство сумело его оттолкнуть своим клеветничеством», и что «Александр решил выдать Сперанского его врагам, с грустью, с болью в сердце, со слезами на глазах, но выдал, зная, однако, что он не виноват и не предатель».

А лица, с которыми Александр I разговаривал об интригах Сперанского свидетельствуют о том, что Александр I обвинял Сперанского в подкопе под власть не на основании донесений посторонних лиц, а на основании заявлений Сперанского, сделанных им лично самому Александру. Проф. Зызыкин утверждает, что Александр Первый решил выдать бедного масонского агнца его врагам, «с грустью, с болью в сердце, со слезами на глазах», а профессор Паррот сообщает, что Александр I описал ему действия Сперанского «с гневом, которого я у него никогда не видел». Слезы же, о которых упоминает Паррот были следствием не грусти от сознания того, что Александру I приходится играть роль Понтия Пилата, а следствием возмущения предательскими действиями Сперанского.

Проф. Зызыкин повторяет масонскую выдумку, что Александр I расставался со Сперанским «с болью в сердце» от сознания того, что он предает Сперанского, а проф. Паррот, беседовавший с Александром I сообщает, что Император спрашивал его мнение о Сперанском, которого «он решился завтра расстрелять» за измену. Так либеральные профессора сотни лет искажают и фальсифицируют точные показания современников, переделывая факты русской истории в угодном им духе.

Проф. Зызыкин вслед за другими профессорами обвиняет Александра I в том, что он не смог найти опору даже в лице такого гениального государственного деятеля, как М. Сперанский. Но какой опорой мог быть царю масон Сперанский, мечтавший весь русский государственный строй переделать в духе идей французской революции и которого декабристы, старавшиеся реализовать политические идеалы масонства, прочили в главу революционного правительства.

«Интересна судьба Сперанского и Новикова: несомненно, оба были иллюминатам и готовили насильственный государственный переворот в России, но все следы преступления скрыты, никто не разоблачил их измены и преступлений и они вошли в историю, окруженные светлым ореолом: Новиков, как величайший гуманист и просветитель русского народа, Сперанский, как великий государственный реформатор».

Карамзин верно указывал Александру I, что государственные преобразования совершаемые Сперанским есть ничто иное, как произвольное подражание революционной Франции, которая является очагом революционной заразы и безбожия.

«Одна из главнейших причин неудовольствия россиян на нынешнее правление, — указывал Карамзин, — есть излишняя любовь его к преобразованиям, потрясающим Империю, благотворность коих остается сомнительной».

Но Александр I, находившийся в это время всецело под влиянием европейских идей привитых ему Лагарпом, продолжал дальнейшее строительство «русской Европии».

X. ПОЯВЛЕНИЕ НА СВЕТ ФАЛЬШИВОГО ЗАВЕЩАНИЯ ПЕТРА I

Намеченная Павлом I политика сближения с Францией, в которой Наполеон начал подавление революции, вполне отвечала национальным интересам России. Павел I не хотел таскать каштаны из огня для Англии, главного политического конкурента Франции и России.

В первые годы царствования Александр I шел по пути сближения с Наполеоном, но основа сближения тут была иная, чем та, которой руководился Павел I, правильно угадывавший стремление консула Бонапарта превратиться в французского Императора. Бонапарт вполне устраивал Александра I и в роли консула французской республики, это вполне импонировало республиканским настроениям Александра, На войну с Наполеоном Александра I толкнули круги дворянства, заинтересованные в торговле с Англией. Были, конечно, и другие поводы к войне, но эта причина была решающей. Материальным интересам дворянства наносился сильный удар блокадой Англии установленной Наполеоном.

Александр всегда помнил об участии Англии, истратившей миллион рублей на организацию заговора против его отца.

Во время встречи с Наполеоном в Тильзите, Александр сказал Наполеону:

«Я ненавижу Англию не меньше Вас и готов Вас поддержать во всем, что Вы предпримете против нее».

«Если так, — ответил Наполеон, — то все может быть улажено и мир упрочен».

Но, вернувшись в Россию, Александр I встретил ожесточенное сопротивление во стороны широких кругов дворянства. Произошло объединение масонов английской ориентации и англофильствующей аристократии с консервативными кругами дворянства, которые были настроены против Наполеона, потому что в их глазах он продолжал быть французским якобинцам и потому, что прекращение торговли с Англией больно било их по карману.

Русским вольтерьянцам и якобинцам при создавшемся положении пришлось уйти до поры до времени в тень, до более благоприятного времени. Вершителем «общественного мнения» стала «английская партия».