Александр II. Весна России - [120]

4 января 1881 г. император сделал следующую запись в своем дневнике: «Лорис-Меликов советует учредить редакционные комиссии, наподобие тех, что в 1858 г. занимались разработкой крестьянского вопроса… по возможности устранив от участия в них представителей дворянства». Тон этой записи был спокойным, поскольку ссылка на работы, которые привели к освобождению крестьян, не могла не ободрить императора. Он сознавал, что ему удалось удачно провести реформу, которая вызывала страх у всех его предшественников и которая начиная с 1861 г., бесспорно, обеспечила ему славу. В то же время Лорис-Меликов предостерегал Александра от излишнего оптимизма относительно кажущегося спокойствия, воцарившегося в обществе. Он подчеркивал, что это спокойствие было выжидательной паузой, которая, если на нее купиться, в будущем приведет к новому подъему революционной деятельности.

Лорис-Меликову одновременно приходилось бороться против враждебного отношения, которое наследник, поддерживаемый Победоносцевым, проявлял в отношении самой идеи проведения конституционной по своему духу реформы. Вместе с наследником весь клан Аничкова дворца — его резиденции, вокруг которой группировалась значительная часть императорской фамилии, — еще более сплотился под воздействием скрытого недовольства, вызванного женитьбой императора, неприкрытой антипатии по отношению к его новой супруге, а также беспокойства по поводу предстоящих изменений в политической системе. Несмотря на щедро расточаемые Лорис-Меликовым призывы сохранять спокойствие, все понимали, — и Победоносцев старался донести до них эту мысль, — что реформа открывала путь для введения хотя и ограниченной, но все же конституционной практики, что по сути означало окончательный и бесповоротный шаг в сторону скорого принятия конституции. Все также знали, что, сколь бы ограниченный характер не носили эти меры, они тем не менее поощряли развитие настоящей политической жизни с появлением в скором будущем политических партий.

В записке, переданной императору в 1879 г., уже упоминавшийся выше дипломат Татаринов проводил мысль о благо-разумности движения в избранном направлении, намечая при этом последствия, — хотя прямо об этом не говорилось, — вытекавшие из предшествовавших преобразований: «Создавая местные учреждения — земства, — император соблаговолил, чтобы его подданные участвовали в управлении местными делами; в определенной мере их участие в управлении общими делами империи является логичным следствием развития провинциальных институтов. Для достижения этой цели России, к счастью, нет необходимости заимствовать неустойчивые и основанные на взаимном недоверии соглашения между народом и монархом, известные под общим названием конституции. Достаточно будет прислать от каждого земского собрания одного выборного для участия в работе Государственного совета. Кроме того, потребуется точно определить и расширить законодательные полномочия совета».

Эта записка, появившаяся раньше проекта Лорис-Меликова, полностью совпадала с ним по своему замыслу. В ней говорилось не о конституции, но об изменении функций и состава Государственного совета. Это было именно то, чего упорно добивался Лорис-Меликов и что находило полное понимание у императора. В то же время министр не просто стремился убедить Александра в том, что его проект не был конституционным, представляя его скорее как легкую модернизацию существовавшей практики: ему также требовалось заручиться поддержкой внутри императорской фамилии, наиболее важной для него фигурой в которой являлся наследник, чей оппозиционный настрой необходимо было если не нейтрализовать вовсе, то по крайней мере смягчить.

Мало сомнений вызывает тот факт, что между Лорис-Меликовым и будущим императором Александром III была заключена сделка на более или менее ясных условиях, причем министр внутренних дел мог рассчитывать на поддержку, выступив в качестве гаранта прав наследника на престол, поскольку идея об изменении порядка наследования витала в воздухе и все знали о том, что инициатором этой идеи в свое время выступил сам Лорис-Меликов. Авторитет, который он имел в глазах императора, позволял ему заключать подобного рода сделки, которые, вероятно, никогда не всплывали на поверхность, но о которых ходили многочисленные слухи. Он подвел великого князя Александра Александровича к идее признания элементов народного представительства, которые были включены в проект. Его дядя, великий князь Константин Николаевич, крайне благосклонно отнесся к этой идее, но в то же время отстаивал необходимость легитимного наследования престола и настаивал на кандидатуре своего племянника.

Лорис-Меликов также действовал в направлении другого фланга императорской фамилии, заручившись открытой поддержкой княгини Юрьевской, которая вместе с императором принимала активное участие в обсуждении политических вопросов и положительно высказывалась по вопросу о конституции. Ее вмешательство в политические дебаты и причастность к решениям, принимаемым императором, в не меньшей степени накаляли атмосферу враждебности, царившую между отдельными членами дома Романовых. Становилось очевидным, что реформа и коронация княгини Юрьевской, внушавшая опасение членам императорской фамилии, являлись вещами в определенной степени взаимосвязанными.