Александр I и Наполеон - [110]
Когда англичане объявили Наполеону это решение, он пришел в ярость: «Это хуже, чем железная клетка Тамерлана! Я отдался под защиту ваших законов! Где же ваше хваленое гостеприимство?» То был первый из множества протестов, которые отныне и до последних дней жизни он будет систематически заявлять английским властям. Все они — от первого до последнего — останутся без последствий.
Англичане разрешили «пленнику Европы» взять с собой трех офицеров, секретаря, врача и десять слуг — из тех, кто был с ним на борту «Беллерофона». Наполеон выбрал гофмаршала графа А.Г. Бертрана, который уже был с ним на Эльбе, камергера графа Ш.Т. Монтолона, генерала Г. Гурго, секретаря маркиза Э. Лас-Каза, корабельного врача с «Беллерофона» Б. О'Мира, а первыми из слуг — давно неразлучных с ним эконома Ф. Киприани и камердинера Л. Маршана. Бертран взял с собой жену и трех детей, Монтолон — жену и ребенка, Лас-Каз — 15-летнего сына.
Путь из Плимута до острова Святой Елены на фрегате «Нортумберленд» занял почти 2,5 месяца. Утром 16 октября 1815 г. фрегат подошел к острову, о котором английский хирург У. Генри именно тогда отозвался, как о «самой ужасной, самой мрачной из скал, какую только можно вообразить», а Марина Цветаева через 120 лет напишет стихи:
Остров длиной в 19 км и шириной в 13 км, открытый португальцами 21 мая 1501 г., в день Святой Елены (отсюда — его название), и с 1673 г. принадлежащий Англии, удален от самого близкого, африканского берега почти на 2 тыс. км. Именно поэтому англичане выбрали его местом вечной ссылки для Наполеона.
Ссыльный император был поселен в глубине острова на горном плато, в старом и плохо отремонтированном деревянном доме под названием Лонгвуд, который, по признанию английского историка В. Слоона, «мог бы считаться пригодным разве для пленного вожака зулусов». С первого и до последнего дня жизни на острове он круглосуточно и всечасно ощущал над собой неусыпный надзор, усугубившийся с апреля 1816 г., когда губернатором острова вместо адмирала Д. Кокбэрна, который был в меру старателен и только, стал генерал Гудсон Лоу. Этот, по компетентному мнению его бывшего начальника А. Веллингтона, «кретин» был буквально помешан на мысли о возможном побеге Наполеона и принимал фантастически строгие меры к предотвращению оного.
Почти 3 тыс. солдат были расставлены вдоль шестикилометровой каменной стены, которая окружает Лонгвуд и примыкающую к нему часть плато, так, чтобы они видели друг друга. По ту сторону стены Наполеон мог гулять только в сопровождении английского офицера, причем вторая, внешняя цепь дозорных с каждого из холмов вокруг Лонгвуда оповещала внутренние посты сигнальными флажками обо всех перемещениях «пленника Европы».
Наполеон на острове Святой Елены. С гравюры начала XIX столетия.
Меньшие цепи часовых и пикеты бдили по всему острову, на всех спусках к океану. С началом сумерек лонгвудские часовые сближались и окружали дом так, чтобы никто не мог ни войти в него, ни выйти. Дежурный офицер по два раза каждые сутки лично удостоверялся, что пленник на месте.
Каждая площадка, каждый удобный выступ на острове были уставлены пушками, способными отразить любую атаку со стороны океана. Тем не менее 11 военных кораблей беспрестанно ходили вокруг острова на всякий случай. Словом, как подчеркивал Вальтер Скотт, «все человеческие предосторожности, кроме заключения его (Наполеона. — Н.Т.) или обременения цепями, были приняты». Но Гудсону Лоу казалось, что «предосторожностей» еще мало, и он все время, пока был жив Наполеон, изыскивал дополнения к ним. Русский комиссар на острове граф А.А. де Бальмен аккуратно оповещал Петербург о трудах Лоу. Вот два примера. 18 февраля 1818 г.: «Он без устали трудится над укреплениями Святой Елены, ставит в разные места новые телеграфы и батареи, удвоил караулы в Лонгвуде». 30 января 1819 г.: «Он роет рвы, возводит укрепления, словно постоянно готовится к бою».
Все это больше забавляло, чем раздражало Наполеона. «Когда Лоу окружает мой дом своими офицерами, — сказал он однажды, — они напоминают мне дикарей, исполняющих танец вокруг пленников перед тем как их съесть». Гораздо болезненнее реагировал император на каждодневное вмешательство губернатора в быт Лонгвуда со всевозможными притеснениями. Лоу тщательно перлюстрировал и задерживал всю переписку Наполеона, отказывался выдавать ему книги, присланные из Европы, поскольку они были адресованы «императору Наполеону». «Я такого не знаю, — говорил Лоу. — У меня в плену генерал Бонапарт». С той же целью — как можно жестче изолировать пленника — губернатор запретил французам общение с жителями острова, а островитянам — с французами. Лоу не гнушался даже прикарманивать деньги, которые английское правительство отпускало на содержание «пленника Европы». Он, например, не выдавал Наполеону сукно, ссылаясь на то, что нет зеленого цвета, любимого императором. Наполеон вынужден был перелицовывать свои старые мундиры.
Главное же, губернатор изводил Наполеона и его окружение назойливым соглядатайством, мелкими, по всякому поводу, запретами и досмотрами, причем самых нужных императору людей выжил с острова. В ноябре 1816 г. уехал Лас-Каз — секретарь императора, автор лучших записей из всей литературы о пребывании Наполеона на острове Святой Елены, а в июле 1818 г. был удален О'Мира за то, что он, по мнению губернатора, оказался «более предан Наполеону, чем Англии». После этого до приезда на остров в сентябре 1819 г. корсиканца Ф. Антомарки, присланного по просьбе Бертрана от кардинала Ж. Феша, Наполеон больше года оставался вообще без доктора, ибо английских врачей Лоу к нему не допускал.
