Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность» - [6]

Вспоминается, что и Градский рассказывал мне, как он до нашего объединения в „Скоморохи“ уже поиграл и даже погастролировал в составе созданного им трио „Лос-Панчос“ вроде бы по Донецкому краю. Все это производило впечатление, и мы кроме обычных чисто музыкальных обязанностей доверили ему роль менеджера „Скоморохов“.

Большая часть из зарабатывавшихся и тогда, и позже денег вкладывалась нами в общий котел, который находился в диване на квартире у Градского на Мосфильмовской. Когда мы приходили к нему домой, Градский, бывало, открывал диван и говорил: „Вот наши деньги!“ На дне равнодушно серели потертые и смятые рубли, трояки и пятерки, и совсем редко краснели замусоленные до неузнаваемости и когда-то розовые десятки. Деньги хранились у Градского, потому что из нас он был человек самый экономный: мог спокойно прожить на 30 копеек в день, впрочем, чаще всего он так и жил. Но самое главное, находясь у Вилена, мы имели четкую возможность репетировать в свое удовольствие столько, сколько сможем, и при этом не голодать: кофе и картошка, иногда со шкварками, нам всегда были обеспечены… Не помню почему, но Градский поиграл с нами там немножко и куда-то уехал. В общем-то, музыкальное путешествие по Владимирской области не только принесло нам деньги (рублей по 500 на брата) и имя, но и дало профессиональный подход к делу.

По возвращении в Москву мы по Чуковскому создали „Муху-цокотуху“, как я теперь понимаю первую в Москве, а может, и в мире рок-оперу, хотя тогда мы ее такой совсем не считали, потому что само слово „опера“ для нас плохо сочеталось с уникальной музыкой The Beatles. Писали эту рок-оперу, как и „Гимн «Скоморохов»“, все вместе, и мне непонятно, почему вдруг Градский, выпустив пластинку с гимном, поставил под ним только свою фамилию. Есть у Саши такая манера… Когда писался „Гимн «Скоморохов“ – это было у меня дома, – с нами рядом находились и Лерман, и Шахназаров, и они-то не дадут соврать! Короче говоря, первую часть написал Градский, а вторую часть написал я. Я обиды не держу, но факт есть факт.

Популярность „Скоморохов“ росла с бешеной скоростью. Откуда-то у меня появились красные сафьяновые разрисованные сапоги с загнутыми носами. Кто-то подарил старые и жутко потертые джинсы. Тогда „блюджинс“ было что-то потрясающее. Кстати, под конец они истрепались так, что им бы позавидовал даже вождь московских хиппи по кличке Солнце. Градскому же с Полонским они показались слишком вызывающей претензией на свободу, и они хором потребовали моего отречения от таких „проамериканских“ штанов. Мой протест не был принят… Короче говоря, а дело было во время гастролей, в гостинице, сняв перед сном свои ненаглядные „блюджинс“, я с явным чувством превосходства перед остальными „Скоморохами“ торжественно повесил их на спинку кровати, потом улегся и с ощущением исполненного долга уснул. Однако утром джинсов на спинке кровати не оказалось. С вызывающей аккуратностью они были распластаны на полу. Я мигом вскочил и с ходу попытался надеть их, но, увы, в руках оказались лишь клочки моих дорогих и незабвенных штанов. И тогда смехоподобное ржание в два голоса потрясло гостиницу. Оказывается, ночью Градский с Полонским прикрутили шурупами мои джинсы к полу так, что стоило мне их дернуть, как они тут же прекратили свое существование».

Градский рассказывал:

– Буйнов ушел в армию и по возвращении отошел от того, что называлось рок-музыкой, хотя любит вспоминать об этом периоде, который продлился всего полгода. Он тогда сочинял свои песни, хипповал и, видимо, был счастлив. Сам я в армию по зрению не попал, да и рад. Думаю, мне кто-нибудь башку бы там отшиб. Или я бы кому-нибудь ее отшиб.

Комментарий Александра Борисовича Градского (успевшего в режиме курортного цейтнота прочитать по диагонали рукопись настоящей книги летом 2012 года в Крыму):

– У Саши Буйнова всегда так, да не так. Фамилия Валова была Милославский. К песне «Скоморохи» Саша Буйнов придумал так называемый нисходящий риф в басу в одной части из четырех. Лерман всегда свои песни сам придумывал от начала до конца. Даже голосоведение в трехголосиях. Шах же всегда со мной и Буйновым консультировался, как улучшить свой бессмертный хит «Мемуары», и довел оркестровку и вокал до идеала. Никакой заячьей шапки у меня не было и так далее по списку… А по поводу совместного сочинения скажу так: песни Шаха и Буйнова подвергались моему «профессиональному» критицизму в некоторых моментах, и создавалась ситуация, похожая на творчество коллективное, на манер того, как делали музыку многие западники. Конечно, и Шах, и Буйнов многое предлагали в моих первых опытах изменить, и иногда я их мнение принимал, иногда посылал куда подальше. Они, разумеется, делали так же с моими предложениями. И несмотря на то что я придумал многоголосие и в «Мемуарах» в «Бобре» Шахназарова, а также в «Аленушке» Буйнова и многое менял в гармонии у них обоих, все равно считаю их песни именно их продуктом. Так нам было удобнее: кто принес и придумал главное – тот и автор. Потом мне эта чехарда надоела, и я стал работать самостоятельно.